В последних числах мая в Тбилиси состоялась весенняя сессия Парламентской Ассамблеи (ПА) НАТО. Этот институт, созданный в 1955 году, является диалоговой площадкой для представителей высших законодательных органов власти государств-членов Альянса по широкому спектру проблем безопасности.
После завершения «холодной войны» одной из своих приоритетных задач Ассамблея также обозначает взаимодействие с парламентариями тех стран, которые «стремятся к более тесной интеграции с НАТО».
Формально ПА — это не структурное подразделение Североатлантического альянса, но фактически она является инструментом парламентской дипломатии, ориентированной на продвижения натовских подходов и интересов, как внутри блока, так и за ее пределами. Пленарная сессия — высший орган Ассамблеи. В течение года такие сессии проводятся дважды.
Церемония открытия ПА НАТО в Тбилиси имела для Грузии символическое значение. В постсоветский период главной праздничной датой страны является День независимости, отмечаемый 26 мая.
Именно в этот день в 1918 году состоялось последнее заседание Закавказского сейма, на котором было официально объявлено о распаде Закавказской Демократической Федеративной Республики, нацеленной на создание федерации из трех государственных образований региона. Тогда же открылось заседание Национального совета Грузии, на котором был зачитан Акт о независимости этой республики.
«Отныне грузинский народ — носитель суверенных прав, а Грузия — полноправное, независимое государство», — гласила первая статья Акта.
Нынешняя Грузия позиционирует себя как правопреемник Грузинской демократической республики (просуществовавшей в мае 1918-феврале 1921 гг.), поэтому и день 26 мая имеет для нее особый политический и исторический смысл.
Впрочем, одной «перекличкой» с символами прошлого значение весенней сессии ПА НАТО не ограничилось. Министр по вопросам европейской интеграции Виктор ДОЛИДЗЕ специально подчеркнул, что впервые с 2002 года сессия Ассамблеи проводится в стране, которая формально не является членом Альянса.
Он также подчеркнул, что всего аналогичных случаев было четыре. Но все те страны, которые на момент проведения сессии ПА не были членами НАТО, вскоре пополняли ряды этого блока.
Действительно, в 1995 году одна из двух сессий Ассамблеи состоялась в Венгрии (эта страна присоединилась к Альянсу в 1999 году), в 1997 году — в Румынии, в 2001 году — в Литве и в 2002 году — в Болгарии (вступление трех последних стран произошло в 2004 году).
Тбилисский форум Парламентской ассамблеи Альянса прошел в канун еще одного знакового события. Буквально через неделю после его завершения НАТО пополнился еще одним членом — Черногорией. Она стала третьей республикой бывшей Югославии (после Словении и Хорватии), связывающей перспективы обеспечения своей национальной безопасности с Североатлантическим альянсом.
По мнению ДОЛИДЗЕ, на тбилисском форуме ПА НАТО прозвучал «специальный посыл России» по поводу того, что интеграция Грузии в Альянс не снята с повестки дня. Действительно, стремление официального Тбилиси к вступлению в НАТО получило поддержку.
Ассамблея также обратилась к Москве с призывом соблюдать территориальную целостность Грузии, отказаться от поддержки независимости Абхазии и Южной Осетии и обеспечить доступ на территории двух частично признанных республик международных наблюдателей.
Никакой принципиальной новизны тезисы, прозвучавшие в столице Грузии, не содержали. Весь этот набор идей в той или иной форме уже не раз звучал на различных натовских форумах.
В мае 2017 года Тбилиси впервые принимал сессию ПА НАТО. Однако ранее в столице Грузии несколько раз проходили другие натовские форумы.
Так, в сентябре 2016 года генсек Альянса Йенс СТОЛТЕНБЕРГ приезжал в Тбилиси, где принимал участие в двухдневной сессии САС (Североатлантического совета). Тогда, как следовало из слов грузинского министра иностранных дел Михаила ДЖАНЕЛИДЗЕ, «произошла оценка осуществленных Грузией реформ, как в сфере повышения обороноспособности, так и в направлении демократического и экономического развития».
Как и в предыдущие годы генсек НАТО отметил «значительный прогресс», достигнутый Грузией на пути реформ, но в то же время подчеркнул необходимость продолжить начатый курс для приближения страны к чаемому членству в Альянсе. Однако ни в сентябре 2016 года, ни в мае 2017 года какой-то конкретный дэдлайн для вступления в НАТО не был обозначен.
Более того, представители Парламентской ассамблеи в очередной раз воспроизвели аргумент о необходимости продолжения демократических и социально-экономических преобразований. Президент ПА НАТО Паоло АЛЛИ заявил, что «нужно еще кое-что сделать» на пути реформ. И хотя, по его словам, Альянс не критикует Грузию, он повторяет, что для успеха преобразований, «нужно время».
Во многом схожие выводы были озвучены вице-президентом Ассамблеи Расой ЮКНЯВИЧЕНЕ. Она, с одной стороны подчеркнула, что главная угроза грузинской национальной безопасности сегодня исходит из России, но с другой стороны, отметила, что Тбилиси необходима серьезная работа по укреплению демократических институтов.
Если оставить в стороне необходимую в таких случаях политическую корректность и дипломатическую сдержанность, то выходит, что имеющиеся властные институты в закавказской республике не вполне соответствуют стандартам, необходимым для членства в НАТО. Даже несмотря на российскую угрозу, которая, по мнению Паоло АЛЛИ, «оказывает негативное воздействие на международную ситуацию».
Тбилисская сессия ПА НАТО не прояснила принципиальным образом вопрос о перспективах присоединения Грузии к Североатлантическому альянсу.
Что же в сухом остатке? Отвечая на данный вопрос, следует иметь в виду, что помимо всех геополитических измерений проблема членства Грузии в НАТО имеет важное внутриполитическое измерение.
Правящая партия «Грузинская мечта», заметно усилившая свои позиции после прошлогодних парламентских выборов, последовательно и эффективно выбивает из рук оппозиции один из ее главных лозунгов — евроатлантический выбор.
После того, как правительство «мечтателей» в течение нескольких лет подписало соглашение об ассоциации с Евросоюзом, дало согласие на размещение совместного учебного центра Грузии и НАТО, приняло у себя САС и ПА Альянса, вряд ли кто-то всерьез будет говорить об их «повороте» в сторону Москвы и евразийских интеграционных проектов.
Эта цель будет тем легче реализовываться, чем больше расколов и конфликтов будет между разными силами, играющими на оппозиционном поле.
Тем временем, две части некогда «Единого национального движения» пытаются активно осваивать брэнд «европейской» Грузии. Но зачем искать некую новую «евромечту», если ее уже активно реализуют (тем паче при поддержке Евросоюза и США) действующие власти?!
Впрочем, помимо внутренней легитимности в условиях неурегулированных противоречий с Россией, для любой грузинской власти (и формальной, и неформальной) крайне важна легитимация международная, в данном случае, исходящая от Вашингтона и Брюсселя. Грузия, конечно — не Азербайджан и тем более не Турция, чтобы Запад мог игнорировать определенные отступления от неких провозглашаемых «демократических стандартов».
Однако его требовательность также имеет свои ограничительные черты. В этом контексте Евросоюз и США могли бы быть более критичными в своем отношении к конституционным преобразованиям, проводимым правительством «мечтателей» практически единолично.
Думается, что заяви действующий кабинет о корректировке грузинского внешнеполитического курса и, как минимум, об отказе от однозначного евроатлантического выбора в пользу условного «комплементаризма», мы услышали бы немало жестких оценок из уст американских дипломатов и чиновников Евросоюза по поводу «узурпации» власти одной партией.
Но «Грузинская мечта» и не помышляет о чем-то подобном. Напротив, наращивает взаимодействие с НАТО, пытаясь при этом проводить более сдержанный (в сравнении с президентом Михеилом СААКАШВИЛИ) курс в отношении к Москве. Это дает «мечтателям» определенный запас прочности.
В их лояльности «правильной стороне» истории никто не сомневается, что в свою очередь обеспечивает определенное пространство для маневра во внутренней политике. Ведь кабинету, который «сдерживает российскую агрессию» и позиционирует себя, как важнейший союзник НАТО в Закавказье (и в других регионах, где Тбилиси готов оказать содействие операциям под эгидой Альянса), можно простить некоторые слабости в виде выстраивания системы власти под одну политическую силу.
Прощали же СААКАШВИЛИ его «диспропорциональные использования» силы против оппозиции в ноябре 2007 года или в мае 2011 года. Нынешняя же конституционная реформа при этом не связана (по крайней мере, пока) с разгоном массовых акций протеста, а к тому же сопровождается необходимой риторикой про «разделение властей» и «продвижение демократии, верховенства закона». Ради чего, собственно, и «нужно время».
Усиление же евроатлантического вектора грузинской внешней политики (по поводу которого политика «мечтателей» преемственна курсу «националов») парадоксальным образом способствует укреплению статус-кво, установившегося в Закавказье в августе 2008 года.
Речь фактически об установлении сфер влияния России в Абхазии и в Южной Осетии, а Запада в «ядровой Грузии» (термин, введенный в оборот Ангелой МЕРКЕЛЬ).
Чем ближе Тбилиси к Брюсселю и Вашингтону, тем ближе Сухум и Цхинвал к Москве и тем большая пропасть между Грузией и частично признанными республиками. Железная закономерность, не раз доказанная в период с 2008 по 2017 годы. И любые изменения этого порядка вещей (например, ускоренный прием Тбилиси в НАТО) будут провоцировать появление «новых реалий в Закавказье».
Вероятно, здесь следует искать причины натовской осторожности относительно ускоренного приема Грузии в Альянс и российской сдержанности по поводу включения Южной Осетии в состав России по аналогии с Крымом.
Сергей МАРКЕДОНОВ, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета.
Источник: Politcom.ru.
