В условиях пандемии Москва должна продемонстрировать готовность помогать своим союзникам и друзьям на постсоветском пространстве, если дорожит своими интеграционными проектами и хочет сохранять здесь своё стратегическое присутствие
Помощь в борьбе с коронавирусом надо предложить и Киеву. Об этом в интервью изданию Украина.ру сказал политолог Андрей СЕРЕНКО.
Андрей, высказываются сейчас такие мнения, что после эпидемии коронавируса мир станет кардинально другим, что вирус принципиально изменит жизнь всего человечества — и экономически, и духовно, и организационно… Что Вы думаете об этом?
Я думаю, что пока страхи насчёт будущего человечества и его неизбежных перемен сильно преувеличены. Люди, к сожалению или к счастью, я уж не знаю, но практически не меняются по своей природе.
Поэтому утверждать, что каким-то образом просто радикально и до неузнаваемости изменится их посткоронарная, поствирусная жизнь, — я думаю, что такие страхи являются проявлением сегодняшней растерянности. Люди не очень понимают, что происходит сейчас, и ещё меньше понимают, что будет в будущем.
Поэтому они начинают больше говорить о будущем — те, кто менее склонен к простым паническим реакциям, кто пытается держать себя в рамках здравого смысла и логики, но при этом понимает, что происходит нечто не похожее на всё, с чем они до сих пор сталкивались.
Для нынешнего поколения живущих в нашей стране, да и в других странах, такого рода эпидемия — это не просто новость, это событие, не имеющее ранее непосредственно пережитых аналогов.
Это не значит, что подобного рода эпидемий не было раньше, — конечно, были. Можно вспомнить испанку в начале прошлого столетия, еще раньше — чумные пандемии… В истории человечества, богатой на неприятные и страшные сюрпризы, разное происходило.
Не уверен, что именно эпидемии меняли мир, который, конечно, на самом деле периодически менялся. Но менялся он всё-таки не из-за пандемий, скорее, на них были какие-то социальные и массовые психологические реакции на какое-то не очень продолжительное время.
Люди — это существа, которые достаточно быстро забывают и плохое, и хорошее. Собственно, во многом благодаря этому человечество и существует. Помните фразу мудреца: память — это дар богов, а способность забывать — это их милость. И ещё неизвестно, что лучше.
Размышления о том, как до неузнаваемости изменится мир (я слышал на этот счет уже самые разные версии), сейчас становятся модными. Конечно, постпандемийный мир как-то изменится, но вряд ли так радикально, как об этом сейчас некоторые говорят.
Но всё же в чём-то мир изменится? В чём именно?
Я думаю, наверняка будут сделаны серьезные выводы в части организации системы здравоохранения. Она точно потребует очень крупных перемен. Наверняка будут пересмотрены и в России, и вообще в мире, бюджеты национальных государств — в пользу той же сферы здравоохранения, а также модернизации служб гражданской обороны и бактериологической защиты в составе национальных вооруженных сил.
Наверное, будут предприняты и профинансированы из госбюджетов серьезные меры по снятию психологического болевого шока, своего рода аналога боевого невроза. Думаю, в этом возникнет потребность после всех этих пандемических потрясений.
С учётом современных информационных технологий психологическую реабилитацию будет осуществить проще, чем удавалось ранее преодолевать массовый боевой невроз, например, после Второй мировой войны.
Полагаю, что с помощью социально-психологических, информационных и политических операций последствия этой травмы будут успешно преодолены. Кстати, тут хватит работы психологам, психиатрам, социологам, политологам да и журналистам.
Полагаю, что и государственные, правительственные структуры сделают для себя определённые выводы.
Выход из пандемии может спровоцировать проявления социальной агрессии в особенно пострадавших от коронавируса странах.
Не исключено, что появится достаточно массовый общественный запрос на поиск виновных. И ими могут быть объявлены как какие-то социальные сообщества, так и конкретные страны, национальные правительства, межгосударственные объединения и т.д.
Предсказывают сейчас некие стрессы для Евросоюза, для НАТО — достаточно жёстких международных объединений, существующих в настоящее время.
Кстати, почти ничего не говорят об аналогичных вызовах для ШОС, для ОДКБ, для Евразийского союза…
Действительно, так. Но почему?
Думаю, это лишний раз подчёркивает, что реальный интеграционный потенциал у межгосударственных объединений очень разный.
Если Евросоюз и особенно НАТО — это полноценные международные коалиции, реальные союзы, реальные объединения государств, прошедшие серьезную проверку временем, то ШОС, СНГ, Евразийский союз — объединения достаточно условные. Поэтому и не слышно в адрес последних угрожающих прогнозов: там просто нечему рушиться, потому что ничего по-настоящему и не строилось.
Не случайно все постсоветские республики борются сегодня с пандемией в одиночку, практически не помогая друг другу. Их интеграционный потенциал, к сожалению, ничтожен и мало кого интересует и заботит даже в самих этих странах.
Что скажете о возможных «поствирусных» изменениях в России?
Безусловно, будут сделаны выводы, значимые для внутренней политики России. Российская Федерация — страна регионов, причём регионов, не похожих друг на друга. То, как будут сейчас региональные власти и жители регионов реагировать на вызовы эпидемии, очень важно. Это серьезная проверка на прочность актуальной федеративной политической модели. И не факт, что все региональные администрации ее успешно пройдут.
Думаю, именно по итогам реализации карантинных мероприятий начнется первая волна отставок в губернаторском корпусе. Скорее всего, уже в ближайшие месяцы.
Хотя еще месяц назад большинство экспертов полагали, что кадровые зачистки губернаторов будут связаны с неэффективностью их работы совсем в других проблемных полях — последствия социально-экономического кризиса, падение уровня жизни, рост цен и безработицы, наконец, безупречность организации процесса голосования по поправкам в Конституцию.
Теперь всё это отходит на второй план, уступая место суперпроблеме — реагированию на коронарновирусный вызов. Сегодня именно эта тема абсолютно определяет внутриполитическую повестку в России. И, кстати говоря, определённые политические последствия в России уже имеются.
Какие же?
Первое, что нужно отметить, это возрастание роли правительства в политической системе России. Пандемия ставит под сомнение эффективность и устойчивость модели слабого правительства, которая реализуется в России последние 20-25 лет.
Сегодня мы наблюдаем признаки появления более сильного правительства. Вынужденно более сильного, поскольку на него «падает» очень серьёзный проблемный функционал, ведь до сих пор Россия не сталкивалась с таким сложным и опасным вызовом.
Конечно, для премьера Михаила МИШУСТИНАэто не только личное серьёзное испытание, но также перспективный политический карт-бланш. От того, как его кабинету министров удастся отреагировать на эту угрозу, насколько его работа будет эффективной, напрямую зависит как судьба нынешнего правительства, так и личное политическое будущее МИШУСТИНА.
Каковы критерии эффективности и успешности работы правительства?
Единственным критерием успеха является статистика смертности от коронавируса. Никаких других критериев нет. Можно сколько угодно рассуждать о том, что не хватает медицинских масок или аппаратов для вентиляции лёгких, резиновых перчаток или больничных коек, — всё это, по большому счету, вторично для оценки работы власти.
Даже количество заболевших не является критерием качества работы системы здравоохранения и властей. Критерий эффективности один — количество умерших и, соответственно, спасённых людей.
Заболеть могут все, вопрос в том, скольких удалось спасти, вылечить, а скольких не удалось.
Как показывает практика, статистика выживаемости далеко не всегда определяется наполненностью бюджета здравоохранения, количеством масок и резиновых перчаток. Сегодня самый высокий уровень смертности от коронавируса в США — самой богатой стране мира, в которой денег вроде бы должно хватать на все…
В России, где есть огромные проблемы со сферой здравоохранения, безвозвратные потери от пандемии, к счастью, в разы меньше. Если по итогам коронавирусной эпидемии смертность в России будет оставаться на достаточно низком уровне, и этот результат будет признан общественным мнением, то можно будет говорить, что власти сработали эффективно.
Что значит «результат, признанный общественным мнением»?
Это значит честная статистика потерь и выживших людей. Сегодня такую статистику на самом деле очень сложно сфальсифицировать, трудно ввести в заблуждение общественное мнение. Потому что есть соцсети, телеграм-каналы, альтернативные средства коммуникации и даже альтернативные СМИ, которые почти невозможно обмануть или обманывать долго.
Нельзя сегодня скрыть трагедии, которые могут произойти у соседей, друзей, френдов в Facebook, — люди сейчас очень чутки к малейшим признакам беды, спрятать их невозможно. И это в том числе мотивирует правительство делать свою работу максимально прозрачно.
Справляется оно со своими задачами по противодействию коронавирусу — вот результат, не справляется — мы все это быстро поймем и почувствуем. То, о чем не сообщат официальные СМИ, напишут социальные сети, пойдут утечки…
Я думаю, приемлемый для общественного мнения результат работы правительства будет определяться по уровню человеческих потерь.
И если МИШУСТИН справится с этой главной задачей своего премьерства, тогда, не исключено, он может принять участие в главном политическом кастинге предстоящего транзита власти в России.
Вполне возможно, что нынешний глава кабмина еще окажется козырным тузом Кремля в реализации схемы ротации главы государства. А может быть, в стране будет проведена административная реформа, по итогам которой окажется закреплен статус сильного главы правительства.
Сегодняшняя вспышка коронавируса объективно привела Россию к такой реформе. Она уже фактически началась.
В чём её суть?
Ещё больше усиливается институт исполнительной власти, практически на второй-третий план отходит деятельность представительных органов власти, то есть Государственной Думы ФС РФ, региональных Заксобраний. Все они сегодня работают, что говорится, на подхвате у кабмина и региональных администраций.
Вообще не видна сегодня деятельность политических партий, потому что пандемия и ее проблематика — это не их функционал. В такой чрезвычайной ситуации ни от каких политических партий толку нет, и они это отчётливо понимают. Их задача сейчас — не болтаться под ногами тех, кто реально занимается проблемой.
В своеобразном положении оказалась российская оппозиция, те, кто традиционно и профессионально занимался критикой власти, речь идет как о системной оппозиции, так и несистемных фракциях.
С одной стороны, есть административные ограничения, барьеры карантина, которые не позволяют оппозиционным активистам и группам гулять по улицам, устраивать пикеты и просто шептаться в кафешках. Оппозиция практически выдавлена с улиц на кухни, из реального городского пространства она ушла в виртуальный мир соцсетей, телеграм-каналов и альтернативных СМИ.
С другой стороны, в обществе доминирует повестка, по которой оппозиции содержательно сказать нечего. Ведь на самом деле никто ничего не знает об этом коронавирусе.
Но если власть компенсирует свое незнание технологическими и административными решениями, контролем над уличным и информационным пространством, то атомизированная (по своим квартирам) оппозиция ничего не может предложить аудитории, кроме критических постов в соцсетях, советов, как носить маски, и сидения с ноутбуками у холодильников…
Несомненно, оппозиция в России сегодня подвергается, может быть, самому серьёзному испытанию — испытанию коронавирусом, в ходе которого она впервые лишена возможности хотя бы на точечные акции и эффективные медийные спекуляции.
Но всё-таки спекулируют?
Если проанализировать различного рода оппозиционные ресурсы, которые пытаются сегодня играть на теме коронавируса, — ну, это просто настоящий «Страхпром», кустарное производство ужасов: нет того, нет сего, мы все вот-вот умрём…
Очевидно, что такое позиционирование оппозиционных групп и активистов не от хорошей жизни, это просто попытка сохранить хоть какую-то политическую идентичность, политическую суверенность в непривычных социальных условиях.
Сделать это сегодня очень непросто в силу того, что общественное мнение пока ничего другого (кроме темы коронавируса. — Прим.) воспринимать не готово.
В публичном пространстве оппозиционеры манифестировать никак не могут, поскольку ограничены карантинными мерами, а сказать об эпидемии по существу им особо нечего, потому они к этому вызову ещё меньше оказались подготовлены, чем правительство.
Но нагонять страх — не самая удачная стратегия, это впоследствии люди тоже оценят.
Но если это помогает оппозиционному кластеру выжить и хоть как-то продержаться в чрезвычайной ситуации, то это будет делаться. Производство и разгон страхов и страшных историй — это своеобразная политическая марлевая повязка для критически настроенных к власти сил и групп, которая предохраняет их от растворения в пандемийном информационном контексте. А спасение утопающих это всегда дело рук самих утопающих…
Следует отметить, что оппозиционным группам предстоит еще решать проблему своего возвращения в пространство реального российского политикума уже после завершения пандемии.
Им, конечно, будет проще справиться с этой проблемой, если правительство, что называется, облажается, если в стране произойдёт трагедия, сравнимая с итальянской, американской, иранской или китайской.
Напротив, успешные карантинные действия кабмина заставят его критиков включать фантазию. Впрочем, пока этот вопрос публично оппозиционными аналитиками и политтехнологами не обсуждается.
Сегодня в России, на мой взгляд, формируется режим «карантинной демократии». И он уже меняет мир каждого из нас, а, значит, и мир вокруг нас тоже на какое-то время изменится. Для всех пандемия коронавируса стала вызовом, и для институтов, и для политиков, и для обывателей — никто не ждал такого удара, как говорится, настоящий «черный лебедь» в страну прилетел.
Режим «карантинной демократии» стал едва ли не первым политическим проектом в России, который формируется не стратегами и политтехнологами со Старой площади, а в результате практической деятельности федерального правительства и мэрии Москвы.
Этот каркас российской исполнительной власти сегодня становится «осью», несущей конструкцией для национальной карантинной политики, антивирусной стратегии, российской политической системы в целом.
Нельзя исключать, что это смещение акцентов может вызвать встречное реагирование администрации Президента России. Некоторые признаки этого, на мой взгляд, уже появились. В частности, несколько дней назад Владимир ПУТИН подключил своих полпредов в федеральных округах к решению вопросов, связанных с карантинной политикой.
С одной стороны, это можно объяснить стремлением Кремля мобилизовать весь возможный административный потенциал в стране для сдерживания большой беды.
С другой стороны, такое подключение очень похоже на попытку сбалансировать соотношение сил в карантинной политической системе, где правительство МИШУСТИНА и вертикаль исполнительной власти начинают заметно усиливаться. Полпреды Президента России, подключившись к реализации государственной карантинной стратегии, восстановят нарушившийся было баланс сил.
Россия помогла Италии в борьбе с эпидемией. Будет ли оказана такая же помощь бывшим союзным республикам, в том числе Украине, если возникнет такая необходимость?
По действиям России можно понять, что для неё является приоритетом. Я понимаю, что помощь Италии очень важна… Но нельзя сказать, что Россия пришла и спасла итальянцев, это будет, конечно, неправдой. Бедствие настолько серьёзное, что даже 50 самолётов МЧС и Минобороны и сотни наших прекрасных специалистов не спасут ситуацию ни в одной стране.
Это прежде всего акция пропагандистского плана. Она призвана показать Евросоюзу и НАТО, вернее, общественному мнению стран, входящих в эти альянсы, что Россия на самом деле не такая страшная и опасная, как говорят в Европе и Америке последние пять лет, что Москва не угроза для Европы, а российская армия готова прийти на помощь.
Ведь не случайно гуманитарную помощь в Бергамо перебросили именно самолётами Минобороны России… Я уверен, что Кремль тщательно продумал все нюансы драматургии операции по доставке помощи в Италию.
С другой стороны, я думаю, что в выборе Италии сыграли роль и другие факторы. В этой стране, особенно в ее северной части, распространены заметные антиевропейские настроения.
В самой Италии скоро состоятся очередные выборы. Через предоставление гуманитарной помощи Россия пытается усилить своё влияние в Италии, поддержать там своих союзников, с помощью механизмов мягкой силы оказать влияние на внутриитальянский политический процесс.
Кроме того, не будем забывать, что Россия в последние пять лет регулярно подчёркивает своё внимание к региону Средиземноморья, — это и операция в Сирии, это и попытки влиять на ситуацию в Ливии, это и контакты с египетским президентом генералом Абдулом АС-СИСИ…
Соответственно, южный и восточный фланги Средиземноморья Москвой охвачены, теперь Россия пытается через итальянскую игру усилить свое влияние в северной части Средиземноморского региона, где Москва уже разными способами обозначила свой интерес — прежде всего на Балканах.
Не удивлюсь, кстати, если вдруг появятся предложения русской помощи в связи с коронавирусом Испании и Греции. Такие инициативы касаются региона, который для России очень важен с точки зрения её международных амбиций.
Поэтому не исключаю, что выбор Италии (для оказания гуманитарной помощи. — Прим.) был продиктован в том числе и этими соображениями, а не только природной русской добротой и великодушием.
На мой взгляд, говоря об итальянском эпизоде, следует отметить, что Россия до сих пор не оказала, пусть даже на пропагандистском уровне, подобной помощи ни одной республике постсоветского пространства. Мы знаем, что Таджикистан обращался за такой помощью…
Ладно, Таджикистан не входит в Таможенный союз, в Евразийский союз. Но у нас есть Казахстан, есть Белоруссия, Армения — они в Таможенный союз вошли, они являются, по большому счёту, союзниками России, и там также набирает силу пандемия коронавируса.
Вполне логично было бы продемонстрировать хотя бы символическую помощь этим странам, отправить маски, например, выслать самолёт с медикаментами и специалистами, красиво показать по ТВ, как из него наши замечательные бойцы в камуфляже выносят какие-то коробки…
В сегодняшнем информационном мире очень важна картинка в телевизоре, важны сюжеты в интернете, важна эмоциональная информационная волна, поднимаемая такими событиями… Но пока мы этого не видим. Очевидно, нет на это заказа.
Я думаю, это, конечно, серьезная недоработка Кремля, потому что если Москва дорожит своими интеграционными проектами, если она хотела бы на самом деле сохранять и поддерживать своё влияние на постсоветском пространстве — как зоне своих стратегических интересов, своего стратегического присутствия, — то Москва должна была бы такие меры предпринять.
Но, возможно, думают сейчас не об информационной волне, а на самом деле помощь оказывается, например, на уровне специалистов?
Уверен, если бы такая помощь оказывалась, об этом бы в любом случае стало известно — не от официальных властей, так от блогеров, пользователей соцсетей, журналистов. Пока таких сообщений мы не видим.
Я считаю, что готовность помогать друзьям и союзникам на постсоветском пространстве должна быть Россией обязательно проявлена.
Друзьям и союзникам… А Украина? Там сложная ситуация.
На мой взгляд, Москва должна сегодня предложить свою помощь и Киеву. Это обязательно нужно сделать, если Россию интересует отношение к ней со стороны украинцев, украинского общественного мнения.
Если Киев откажется от российской помощи в борьбе с коронавирусом, это будет его решение, и нести за него ответственность будут исключительно украинские власти.
Но продемонстрировать готовность россиян помочь украинцам в этой тяжелой для всех ситуации, перебросить самолёт с необходимым оборудованием, лекарствами, специалистами в Киев или в другие города Украины — такое предложение сделать надо.
Может быть, такое предложение ещё последует, может быть, над ним в Кремле ещё размышляют. Хотя, конечно, в такой стремительно развивающейся ситуации, как пандемия, думать и действовать надо быстро.
Повторюсь, если Киев откажется от российской помощи, это будет решение Киева, он потом будет иметь дело уже с внутренним общественным мнением, которое по-разному может на такой отказ отреагировать. Но с точки зрения российских интересов на постсоветском пространстве такая инициатива должна быть обозначена.
Андрей ЛУБЕНСКИЙ, Ukraina.ru.
