Министры обороны стран-участниц НАТО 9 июня с. г. приняли решение о проведении реформы военно-командных структур Североатлантического альянса, сокращении его бюджета и количества военнослужащих — с 13,7 тысяч до 8,8 тысяч человек. Подлежат ликвидации 4 из 11 военных баз на территории Европы. Как заявил генсек НАТО Андерс Фог РАСМУССЕН, после преобразований военная структура блока станет «более гибкой и эффективной». Своей оценкой данного проекта и связанных с ним проблем в беседе с постоянным экспертом PolitRUS по международным отношениям Вячеславом ЯГУБКИНЫМ поделился Валерий КРАВЧЕНКО, руководитель Центра международной безопасности (Донецк, Украина).
— Как соотносится объявленная реформа со недавно приятой Стратегической концепцией НАТО?
— Сокращение штата и закрытие военных баз, продекларированное в штаб-квартире Альянса, вполне соответствует задачам Стратегической концепции, принятой на саммите в Лиссабоне. В современных реалиях международных отношений НАТО больше не нуждается в громоздкой структуре военного командования, которая была необходима в условиях «холодной войны». Таким образом, сегодня проходит очередной этап трансформации, который, в отличие от предыдущих (которые были направлены на реформу политических механизмов и, в целом, на поиск концепции существования Альянса), направлен на перестроение военных возможностей с целью увеличения эффективности и гибкости.
Первым шагом было создание Сил быстрого реагирования. Теперь происходит переориентирование баз с восточного направления — где была угроза со стороны СССР — на юг — где, если говорить в принципе, находится зона нестабильности. Учитывая тот факт, что в Стратегической концепции было впервые упомянуто о кризисном менеджменте, т.е. довольно гибкой системе регулирования конфликтных ситуаций, то можно констатировать, что все происходящее сегодня идет в контексте концепции.
— В одном из своих последних перед отставкой выступлений министр обороны США Роберт ГЕЙТС заявил, что будущее «военного союза Америки с Европой» выглядит «безрадостно». Он также выразил сомнение в жизнеспособности НАТО в свете «нехватки политической воли и расходов на оборону» со стороны союзников Соединённых Штатов. Чем объяснить такого рода пессимизм?
— Я не усматриваю связи между объявленной реформой и заявлениями господина ГЕЙТСА. Тезис о том, что НАТО необходима скорее США, чтобы удерживать свое влияние в Европе, чем Европе, чтобы обеспечивать свою безопасность с помощью ядерного зонта, как во времена «холодной войны», известен еще с середины 1990-х. Можно также вспомнить демарш Жака ШИРАКА и Герхарда ШРЕДЕРА (экс-президент Франции и экс-канцлер Германии) в 2003 году, когда начиналась вторая иракская кампания США и союзников. С другой стороны, мы имеем обратный пример весьма активной вовлеченности Италии и Франции в Ливии. ГЕЙТС, давая такие «неаккуратные» интервью, имеет лишь одну цель: подстегнуть европейских членов Альянса более активно участвовать в операциях НАТО, т.е. поддерживать США и тратить больше денег на оборону.
— Насколько актуальной Вам представляется проблема боевой мощи современных вооруженных сил на фоне демонстрируемой ими неспособности решать социальные проблемы в Ираке, Афганистане, Ливии?
— Что значит «неспособность решать задачи»? Если бы это была полноценная военная кампания, а не миротворческая операция, Ливии уже не было бы. Существо проблемы лежит именно в том, как достичь целей и обойтись без многочисленных жертв среди мирного населения. НАТО не решает социальных проблем в Ливии, а в Ираке и Афганистане, в относительно мирных провинциях, именно на поддержке западных стран лежит вся инфраструктура и социальные отрасли.
Вы спросите у афганцев, хотят ли они, чтобы НАТО (читай: американцы) убрались восвояси? Пока они там — есть стабильность, люди строят мирную жизнь, пусть и за счет стран, вовлеченных в ИСАФ. И они действительно решают социальные проблемы, такие как продвижение прав женщин, электрификация далеких аулов, постройка дорог и коммуникаций, организация системы образования и т.п. Это плохо? Плохо то, что когда НАТО уйдет из страны, нет гарантий, что все это сохранится и новый «условный талибан» не начнет возвращать Средневековье.
— Связаны ли каким-то образом численность сил самообороны Японии и масштабы переживаемой ею катастрофы, вызванной природными, а затем и техногенными факторами?
— Насколько я знаю, сравнивая данные Military Balance за 2008 и 2010 годы, легко прийти к обратным выводам. Только сухопутные силы самообороны были сокращены на 10 тысяч (со 148 тысяч до 138 тысяч) человек. Япония уже давно не живет биполярным мышлением, и сам термин «наращивание вооружений» уже отмирает. Сегодня делается упор на профессионализацию и повышение эффективности. Япония — не исключение. Кому, если не армии и волонтерам, разгребать последствия разрушительных землетрясений, участвовать в спасательных операциях?
— Меняется ли каким-то образом инструментарий обеспечения безопасности в мире, который сталкивается с новыми угрозами и вызовами?
— Практически ничего не меняется. Остаются ООН, НАТО, ОБСЕ и другие. Кто-то ведет себя, как практик, кто-то — как теоретик, ограничиваясь консультациями. По- прежнему, важную роль играют двусторонние отношения, посредничество третей стороны в процессе разрешения конфликта. Ничего нового не придумали, а все идеи о новой архитектуре безопасности так и остаются лишь идеями на бумаге — нет ни денег, ни политической воли что-либо менять.
