КОНСТАНТИН КАЛАЧЕВ: «Я ПО-ПРЕЖНЕМУ ЧЕЛОВЕК ЛИБЕРАЛЬНЫХ УБЕЖДЕНИЙ»

КОНСТАНТИН КАЛАЧЕВ: «Я ПО-ПРЕЖНЕМУ ЧЕЛОВЕК ЛИБЕРАЛЬНЫХ УБЕЖДЕНИЙ»
99

Константин КАЛАЧЕВ — человек-брэнд. Создатель и соучредитель вошедшей в историю самой оригинальной российской партии, блестящий специалист, входящий в десятку лучших российских политконсалтеров (хотя наш герой ко всем этим рейтингам относится весьма скептически). И наконец, просто откровенный собеседник, трезво оценивающий рынок российского политического консалтинга.— Константин, продолжает ли свою деятельность в каком-либо виде Партия любителей пива — единственная в России партия с понятной программой?

— Нет, она прекратила свое существование в 1996 году. Пару раз, интереса ради, я вставлял Партию любителей пива в анкеты проводимых в регионах опросов, и она до сих пор набирает 2,5-3%. Но сейчас ее нет. Я думаю, что ее возрождение вряд ли возможно, поскольку сейчас крайне усложнена процедура регистрации политических организаций. Да и зачем два раза входить в одну и ту же реку.

— Если бы Вы создавали новую партию сегодня, что это была бы за партия, и какие ценности легли бы в основу ее программы?

— Я по-прежнему человек либеральных убеждений и никогда не изменял идеям либерализма. Партия любителей пива тоже была либеральным проектом, хоть и в оригинальной упаковке. Собственно говоря, России не хватает нормальной либеральной партии. Поэтому если бы речь шла о создании партии, то стоило бы хорошо подумать над названием, но по содержанию это была бы настоящая либеральная партия.

— А вообще есть вероятность того, что Вы можете создать свою партию в ближайшее время?

— Нет. Я теперь консультант. Собственно, Партия любителей пива была не единственной партией, в которой я принимал участие и регистрацией которой занимался. Но сейчас уже трудно говорить о создании каких-либо партий, когда их регистрация практически невозможна. По идее, конечно, и сейчас существует возможность для объединения десятка тысяч единомышленников и создания общественно-политической организации. Но для того, чтобы работать в правовом поле, надо получить сертификат в Минюсте, а это — задача не решаемая.

— Кроме Партии любителей пива, участником каких партий Вы являлись?

— Кроме Партии любителей пива, я участвовал в движении «Демократическая Россия», затем с Дмитрием РОГОЗИНЫМ и Михаилом АСТАФЬЕВЫМ создавал «Партию народной свободы». Сейчас уже вторая реинкарнация «Партии народной свободы» — это КАСЬЯНОВ, НЕМЦОВ, РЫЖКОВ. В 93-м году у меня было общественное движение «За налоговую реформу». Мы даже зарегистрировали его как партию, собирались переименовать в Партию прогресса, потом эта идея заглохла. В конце концов, я уже в 2000-х годах работал в «Единой России», так что к «Единой России» отношение как небольшой партийный функционер тоже имел.

— Как человеку с таким большим политическим и политтехнологическим опытом, Вам наверняка будет несложно ответить на следующий вопрос. — Насколько велик соблазн для профессионального политтехнолога после прихода во власть продолжать действовать политтехнологическими методами (то есть, работать на рейтинг), и чем это чревато?

— Ну, Вы знаете, есть губернаторы, которые сидят на рейтинге, как на игле, и работают на рейтинг, и правильно делают. То есть, не обязательно быть профессиональным политтехнологом, можно быть политтехнологом в душе. И, собственно говоря, ничем страшным это не чревато. Потому что работа на рейтинг — это работа по завоеванию народных симпатий, а она предполагает совершение реальных дел, так ведь? С моей точки зрения, любой успешный губернатор — он в душе еще и политтехнолог. Либо хороший политтехнолог есть рядом с ним.

Если говорить о моем собственном опыте вхождения в муниципальную власть (а я был вице-мэром в Волгограде), то, когда я уходил, в городе до 70%, по опросам, отмечали хорошую работу властей в тех сферах, за которые я отвечал (культура, общественные связи, информационная политика). Честно говоря, PR — это просто эффективные общественные связи, собственно так PR и переводится, и это как раз то, чего зачастую не хватает муниципальной, региональной, да и федеральной власти.

— То есть, если продолжать действовать в первую очередь политтехнологическими методами, это должно приносить только успех, правильно?

— Вопрос в том, что мы понимаем под политтехнологическими методами, потому что некоторые и организацию голосования в части воздействия на избирательные комиссии считают политтехнологией. У закона есть по этому поводу другое определение. Я подхожу к методам работы с позиций классики. То есть, я разделяю выборные технологии и политические технологии. Любая предвыборная кампания — это набор политических и экономических предложений и решений. Это не только рекламная кампания, баннеры, плакаты, буклеты, это еще и определенные действия в области экономики и политики. У нас, к сожалению, само словосочетание «политические технологии» довольно размыто. Все подменил самодовлеющий PR в его крайне узком понимании.

— По Вашему мнению, в России именно по этому принципу действует современная российская власть? То есть, действует политтехнологическими методами, или иначе?

— У нас есть печальный опыт эпохи, когда PR подменил собой реальные дела. Это какое-то время работало. Поэтому вера — вера во всесилие PR — развивалась и крепла. Зачастую те или иные реальные действия подменялись их имитацией, а реальное решение вопросов — отсроченным предложением. Предложением, отнесенным на 5, 10, 20 лет. Это мало чем отличается от утверждения, что нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме. С моей точки зрения, есть очень большая проблема у российской политической элиты, которая воспринимает PR как решение любых проблем. Именно поэтому у нас зачастую забывается день сегодняшний, а все хорошее предлагается в отдаленном будущем. И именно поэтому в обществе нарастает раздражение.

Ну, и понятно, что время идет, и планка ожиданий поднимается все выше и выше. Планка ожиданий поднимается, а реально по прошествии какого-то количества лет оказывается, что исполнения обещаний не происходит. Это влечет за собой разочарование, а разочарование становится причиной снижения доверия к PR и падения политической активности в целом.

Раздражение при этом копится, копится, копится. Рано или поздно его может прорвать.

— Существуют ли в современной России различные школы политконсалтинга? И если существуют, то, что это за школы, и к какой из них Вы относите себя?

— Конечно, существуют. Во-первых, многое зависит от того, кто откуда пришел. Из журналистики, из психологии, из социологии, из армии, наконец. Есть люди, которые считают, что политтехнолог вообще не нужен. Нужны орговики, нужны агитматериалы, а содержание этих материалов не имеет большого значения. Главное взять количеством. Можно долго перечислять сходства и различия школ. Есть деление по территориальному признаку, есть по принадлежности к фирмам-первооткрывателям.

Чем отличается, скажем, подход школы «Никколо М» от школы «Имидж-контакта»? А подходы «Имидж-контакта» — чем они отличаются от подхода технологов школы ЩЕДРОВИЦКОГО? Вопрос для продвинутых. Может, когда-нибудь об этом даже монографии напишут. Тогда и узнаем.

Себя же я ни к какой школе не отношу. Я знаю одного весьма успешного политтехнолога, который говорит, что ни одной книжки не прочитал по политтехнологиям. И, в принципе, при этом он весьма успешен. Вот и я бы назвал себя… Как бы лучше самого себя обозвать? Скажем так, я — представитель практической школы. Я из тех людей, которые учились на собственном опыте, на своих ошибках.

— Как Вы считаете, при каких условиях потенциал российских политтехнологов мог бы реализоваться в полной мере?

— Нашей политической жизни вредит ее крайняя зарегулированность и ограничения на создание новых партий. Ясно и понятно, что, если бы некоторые из людей, присутствующих на рынке, получили возможность создавать новые проекты, это могли бы быть очень яркие проекты. Я также знаю немало коллег, которые вполне способны провести яркую федеральную кампанию. Но запроса нет. На самом деле спрос рождает предложение. А на сегодняшний день, в рамках устоявшейся системы, которая создана под единороссов, никто не хочет выходить на границу своей резервации.

Если посмотреть на российский политический спектр и потом сопоставить все это с общественными ожиданиями, то получится, что жизнь давно ушла далеко вперед, уже требуется что-то новое, а никакого нового предложения нет. В том числе потому, что появляющееся сейчас как бы новое — это конструкции, спущенные сверху. А когда начнется движение снизу, тогда, соответственно, будет понятнее и про политтехнологов. Сегодня, по сути, это — партийные чиновники, для которых главное — отчитаться перед руководством. И не за результат, а за процесс. Проблема не только в деградации профессии — проблема и в деградации заказчика.

— Как бы Вы оценили современный рынок российского политконсалтинга по шкале от «достаточно дикий» до «цивилизованный и прозрачный»?

— Достаточно дикий… Кроме того наблюдается вполне понятная деградация, потому что рынок скукожился. То есть, он сжимался, как шагреневая кожа. И хорошие специалисты уходили — кто-то в бизнес-консалтинг, кто-то в муниципальную или региональную власть, кто-то в другие органы власти. Это вполне понятно, вполне оправданно. Когда можно было поработать с людьми, а не с партийными функционерами, когда был понятен заказчик и критерии оценки работы — это действительно было интересно. Как Вы понимаете, КПД политтехнолога, работающего на партию, куда более расплывчат. В этом смысле отмена выборов губернаторов, последующая отмена выборов мэров, отказ от одномандатников — все это не могло не вызвать кризиса на рынке.

Сейчас есть некий упрощенческий подход, который становится во многих случаях самодовлеющим. Я знаю многих людей, которые убеждены, что все кампании можно вести по одним лекалам, одним и тем же инструментарием, одними и теми же наработками. На самом деле истина посередине. То есть, с одной стороны — да, наработанные технологии — это в каком-то смысле конвейер, но все же есть необходимость учитывать специфику каждой кампании, каждой территории. А теперь…

Я, например, не так давно общался с технологами «Правого Дела», которые меня просто поразили тем, что хотят работать полностью без учета местной и региональной повестки на федеральных выборах. Для меня это было уже просто кризисом жанра, в полной мере профанацией. Когда технологи полагают, что можно обойтись одним набором приемов, без учета многообразия нашей страны, которая очень разная!

Посмотрим, конечно, что будет в декабре, и каким будет результат, но я думаю, если «Правое Дело» не поймет необходимости учета и использования местных и региональных повесток, потенциал партии не будет реализован в полной мере. Ведь понятно, что в Волгограде нужно вешать баннер с ПРОХОРОВЫМ, который говорит, что граждане имеют право самостоятельно избирать мэра. А в городе Ульяновске, в столице буквы «Ё», нужно делать ставку на «Ё-мобиль».

Я очень надеюсь, что закон волновой цикличности сработает, и изменение отношения к российским политтехнологам и политтехнологиям произойдет, и снова будут востребованы и креатив, и нестандартные подходы, и наконец-то политтехнолог не будет ассоциироваться со словом «жулик», как это часто сейчас происходит.

— Многие наши собеседники сходятся во мнении, что такие ассоциации рождаются в том числе и потому, что оценить профессионализм политтехнолога на этапе найма очень сложно. Не секрет, что по интернету гуляют какие-то сомнительные рейтинги, фигуранты которых заявляют, что провели едва ли не сотни и тысячи кампаний. Как Вы считаете, поможет ли хотя бы частично решить эту проблему портал «ПолитПрофи», который даёт заказчикам и коллегам более полную информацию о каждом зарегистрированном специалисте?

— Знаете, мне кажется, что вы тут немножко опережаете время. Что и хорошо, и плохо. Хорошо — потому что любые попытки цивилизовать рынок политконсалтинга я воспринимаю сугубо положительно, а вашу попытку я считаю творчески и технологически удачной к тому же. А плохо — потому что в нашей стране такого рода решения — кого брать, а кого не брать — принимаются на основе личных отношений. Все строится на связях, на знакомствах, иногда откатах…

Вот ПРОХОРОВ сказал, что берет лучших людей на рынке — а как можно взять лучших людей несуществующего рынка? Более того: хорошо, предположим, они лучшие — каковы критерии?

В бизнесе в этом смысле все проще. Там эффективность прибылью определяется. А здесь даже не результатами предыдущих кампаний. Тогда чем?

На сегодняшний день выборами занимаются все, кому не лень, и тех, кто занимается выборными компаниями профессионально и эффективно, очень немного. И, конечно, ваш портал хоть в малой степени, но может повлиять на ситуацию в лучшую сторону.

Но это процесс, на который трудно влиять. Только жизнь может расставить все по своим местам. Сейчас мы находимся в переходном периоде, можно даже сказать — безвременья. Но рано или поздно ситуация должна будет поменяться. В том числе произойдут и изменения в массовом сознании. Очень серьезные изменения.

Ну как можно говорить о качестве работы, если результат достигается не в силу своих собственных усилий, а в силу того, что в какой-то момент яркие фигуры просто к выборам не допущены, а оставшийся на поляне кандидат вынул деньги из кармана, избиратели сказали: «Мы проголосуем за кого угодно, только дайте денег». В итоге одних купили, другие остались дома, а содержание кампании вообще ушло на задний план? Вернется все это бумерангом рано или поздно, когда выборы будут окончательно дискредитированы. Тогда нашей власти придется иметь дело с улицей. Некоторые страны уже это проходили.

— Может быть, это проблема не только политтехнологов, но и самих заказчиков?

— Безусловно. Оставим в стороне системные проблемы нашей политической системы. Поговорим о вещах совсем простых. К сожалению, часто оказываются наиболее востребованными не те люди, которые умеют работать, а те, которые умеют «ездить по ушам» клиента. То есть, на самом деле дар убеждения и способность «продавать воздух» становятся намного важнее, чем навыки и реальные достижения. Это же так!

Как ни странно, в серьезном бизнесе сейчас таких «специалистов» не видно, но когда доходит до выборов, все весьма продвинутые мысли успешных бизнесменов неожиданно куда-то уходят. И как заказчики они клюют на какую-то обманку, на бессмысленный набор умных по отдельности слов и терминов, на поиски философского камня…

Я много встречал людей, ставящих себе в заслугу такие замечательные умения, как, например, «умение погружать соперника в парализующий кокон», суггестивное воздействие на избирателей и тому подобное. На мой взгляд, это просто мошенничество. И это, конечно, радовать не может. Но есть свет в конце тоннеля, и я думаю, что этот свет исходит от общественного запроса. На самом деле страна меняется. И я думаю, что вместе с этим будет меняться и профессия.

Да, сейчас существует коридор возможностей, в рамках которого ты что-то реализуешь. Времена чудес, когда ты брал нулевого кандидата и за 2 месяца делал из него успешного политика, к сожалению, прошли. Сейчас все сводится к шаблонной работе, продвижению не тобой придуманных партийных проектов. Но само снижение интереса к выборам, само падение желания приходить на избирательные участки, увеличение количества людей, которым не нравится никто и ничто, говорит о том, что нужны какие-то новые, другие, свежие подходы, нужно оживление политической жизни.

Конечно, хотелось бы, чтобы выборы были повеселей, поинтересней, поживее, но похоже, что это опять будут не самые содержательные, веселые и яркие выборы. Однако данная модель уже заканчивает свою жизнь. Декабрь-март — последние выборы по лекалам начала 2000-х. Дальше будет уже что-то другое. Либо тотальная потеря интереса населения к выборной тематике, политической жизни, к партиям, кандидатам и так далее вообще. И накопление критической массы раздражения. Слишком долго выкашивали все яркое, нестандартное и выходящее за рамки чьих-то представлений о допустимом. Либо небольшая встряска системы, либо кладбищенская тишина — иного не дано. Только и тишина это будет не вечной. Потом такие демоны могут из этого кладбища повылазить, что не дай Бог.

— Кто должен устроить вот этот переворот, эту встряску, чтобы вернуть интерес к выборам, чтобы люди пошли на избирательные участки?

— Понятно совершенно, что будущее — за людьми креативными и за теми людьми, которые научатся использовать (или уже используют) новые каналы коммуникации. Собственно говоря, есть современные методики, предоставляющие новые возможности вхождения в умы людей, буквально в каждый дом, в каждую квартиру. Возьмем пример НАВАЛЬНОГО. Понятно, что среди пенсионеров у него узнаваемость пока крайне невысокая: технологически мы несколько отстаем. Но распространенность интернета и включение в него большого количества людей старшего поколения — вопрос времени.

Так вот, те люди, которые смогут, с одной стороны, креативно использовать уже имеющиеся каналы коммуникации, а с другой — используют новые каналы коммуникации, новые подходы, и прежде всего, научатся эффективно работать с интернет-аудиторией, эффективно использовать социальные сети — те люди и сформируют наше будущее. Им нужно дать возможность легально, в рамках закона заниматься политикой, участвовать в эволюции системы, либо они рано или поздно пойдут другим путем. Такие походы наша страна уже переживала, поэтому имеем то, что имеем.

А еще я думаю, что будущее за идеями. Выборы — это борьба идей и образов. Есть набор каких-то технологических приёмов, а есть проблема содержания в избирательных кампаниях. Так вот, будущее — за содержательной агитацией и пропагандой. А покупка голосов, которая тоже является методом решения проблемы, или переписывание протоколов, или вброс, «карусель» и тому подобное — с моей точки зрения, за этим точно будущего нет. То есть, когда предлагается получить результат любой ценой — это же палка о двух концах. И, в конце концов, все равно все новое, живое даже сквозь асфальт прорастет.

Вот есть незарегистрированная партия «ПарНаС». Они регулярно проводят акции с участием 200-300 человек. По всем опросам их рейтинги не выходят за пределы статистической погрешности. При этом есть методы и формы работы, которые позволяют одномоментно охватывать огромное количество людей. В этом смысле, например, ЕФРЕМОВ и БЫКОВ со своим проектом «Поэт и гражданин» намного эффективнее с точки зрения влияния на умы людей, чем то, что делают НЕМЦОВ, КАСЬЯНОВ или КАСПАРОВ. Либеральные идеи и настроения живы и растут не благодаря КАСЬЯНОВУ или НЕМЦОВУ, а благодаря ЕФРЕМОВУ и БЫКОВУ.

Есть Фейсбук, ЖЖ, социальные сети и много еще чего, что помогает привлекать и удерживать внимание огромной аудитории. Почему это так неэффективно используется? Наберите в Youtube название любой партии. Ну, например, «Справедливая Россия». Вы получите десятки просмотров. 10, 50, 100, а не тысячи, не десятки тысяч, не миллионы. Значит, что-то не так.

Есть вирусные ролики, есть масса приемов, которые можно отнести к «ментальному айкидо», когда можно использовать энергию, массу и силу соперника. Когда один материал может совершить переворот на выборах. То есть вообще нужны креативные, нестандартные подходы. Не просто освоение, а сейчас все технологии сводятся к освоению бюджета. Кто лучше освоил, тот и как бы лучший технолог. Не нужно чрезмерно затратных проектов, неправильна логика «выборы — это очень дорого», и так далее. Я вот считаю, что выборы могут быть дешевыми и эффективными. Не все затратные проекты — самый лучший путь.

У нас политтехнологи, политтехнологии и вообще политическая жизнь очень сильно оторвались от реальной жизни, от реального массового сознания, от реального сознания каждого отдельного человека. Дескать, мы сами себе избиратели. Начинается симуляция реальной жизни. Политтехнологии сами уже превращаются в симулякры.

— А как переживают этот период признанные «звезды» политконсалтинга?

— А кто это — «звезды» политконсалтинга? В последние годы нет ни одного случая (или мало таких случаев), которые можно показывать, как большой реальный профессиональный успех. Все только вспоминают: «А вот я когда-то…».

На самом деле, если охарактеризовать одним словом ситуацию с нынешним политконсалтингом, с нынешним уровнем политтехнологов — скучно. Они бы и рады придумать что-то интересное, но их идеи никому уже не нужны. То есть, получается, что произошел отрицательный естественный отбор. Хорошие специалисты давно где-то пристроены. И на сегодняшний день, когда кандидат набирает команду, впечатление такое, что он ее набирает по объявлению в газете. Либо это студенты или аспиранты.

Разговоры о «звездах» политконсалтинга — это примерно то же самое, что разговор о «звездах» нашей сцены, которые дают кучу интервью, женятся, разводятся, скандалят. Но даже на каком-нибудь «Евровидении» (не говоря уже про какие-то другие вещи) их выступление обычно заканчивается провалом. А в случае разового успеха — даже этот успех не позволяет им встать в один ряд с настоящими «звездами». Так и здесь. Какие могут быть «звезды» политконсалтинга, если пока вообще нельзя говорить о наличии какого-то рынка?

Настоящее творчество из профессии временно ушло. Практически не осталось творчества в этой профессии. Набор каких-то действий остался, а творчества — нет. В конце 90-х — начале 2000-х годов были вещи, которым западные технологи просто бы позавидовали. А сейчас это политтехнологии стран третьего мира. Наши плакаты какие-то, встречи, выступления, «раздачи пряников» — они мало чем отличаются от того же самого, например, в Камбодже. Хотя многие гордятся: вот, мы на Украине работали, мы в Абхазию ездили… Но реально уровень невысок, реально отдача небольшая, и реально говорить, что мы какие-то супер-мега-«звезды» — ну просто смешно. Я, например, себя «звездой политтехнологий» совсем не считаю.

— А Ваши коллеги?

— Коллеги привыкли думать, что мы — пуп Земли и центр вселенной, но это же не так, к сожалению. Вот сейчас висят баннеры «Правого дела». Цепляют они? Не цепляют. Все как-то обращено в прошлое. Все в миноре. Помести на место фото ПРОХОРОВА фото ХОДОРКОВСКОГО — тогда понятно. А где оно — светлое будущее? Где позитив? Где, в конце концов, понимание людей? Тех, которые живут простой обычной жизнью? Ладно, хорошо, политики видят жизнь из-за стекол «мерседесов». Но политтехнологи? Никто же не понимает уже бабу Маню, Ивана Иваныча, или там тетю Машу… Многие предложения, якобы нацеленные на электорат — это уже просто-напросто втирание очков заказчику, больше ничего.

Потому что хорошие пиар-технологии означают, что нужно пойти-найти, какие-то новые формы работы — да нафиг они нужны? Мы вот все так, по старинке. «Столбят» за собой регион, «втюхивают» что-то клиентам, потом производят набор ритуальных действий, а результат зачастую совершенно не зависит от их усилий и иногда даже наоборот — хорошо, если не навредят…

В завершение темы еще раз повторю главное: очевидно, что развитие политтехнологий — производное от конкурентной политической среды. Ее наличие стимулирует их развитие, ее отсутствие приводит к запросу на специалистов совсем другого профиля. Выборы от слова «выбор» и голосование — не одно и то же. Итоговые проценты и электоральный результат теперь не синонимы. Итоговый процент все чаще не отражает реальные настроения. Не удивительно, что креативные политтехнологии сегодня менее актуальны, чем в «лихих» 90-х, когда при всех недостатках того времени кампании носили действительно соревновательный характер. Наше и европейское понимание политтехнологий разошлись, как разошлось и понимание демократии. В итоге на смену «креативщикам» пришли «орговики» и «партийные технологи».

Но я лично воспринимаю это как временное явление. Выборы как творческий процесс, как соревнование идей и предложений еще вернутся. Повторюсь: нынешняя и весенняя кампании – последние инерционные выборы. Меняются настроение, меняются запросы, меняется страна. Если демократизации политической жизни не произойдет, то рано или поздно мы на самом деле рискуем повторить опыт Туниса и Египта. И это не преувеличение. Надеюсь, у нашего политического класса инстинкт самосохранения умер не до конца. А, значит, маятник должен пойти в обратную сторону. Вот тогда все будет по гамбургскому счету, тогда и можно будет всерьёз говорить о политтехнологиях как профессии. А пока это скорее занятие.

Беседовала Светлана БАРАНОВА, PolitProfi.

ПЕРСОНА