Взаимные атаки ракетами и беспилотниками между Ираном и Израилем, приводящие к серьезным разрушениям и человеческим жертвам, — уже не привычный обмен символическими ударами или желание «показать силу» — за ними чувствуется стремление изменить правила игры и геополитический расклад в регионе. Об этом в интервью PolitRUS заявил эксперт по Ближнему Востоку, иранист Василий ПАПАВА.
— Ограничится ли все лишь кратковременными взаимными ударами ракет и БПЛА (как это уже случалось ранее, но с меньшими разрушениями) или перерастет в продолжительный военный конфликт, в т.ч. с вторжением на территорию Ирана?
— На первый взгляд может показаться, что нынешняя вспышка насилия между Израилем и Ираном — всего лишь очередной виток в давно знакомом сценарии: взаимные ракетные удары, удары дронов, ограниченные потери, а затем постепенный откат к напряженному, но контролируемому статусу-кво. Такой сценарий действительно повторялся несколько раз за последние годы. Но в этот раз есть ряд признаков, указывающих на качественно иное развитие ситуации — гораздо более опасное, глубокое и потенциально затяжное.
Прежде всего, интенсивность и характер ударов с обеих сторон в последние дни выходят за рамки привычного обмена символическими ударами. Иран применяет баллистические ракеты не только среднего (Emad, Ghadr и Kheibar Shekan), но и дальнего (Xorramšahr) действия, а Израиль наносит удары по высокочувствительным объектам — включая потенциально связанные с ядерной программой.
Это уже не ритуальный обмен ударами, а демонстрация готовности перейти порог — политический, военный, возможно даже территориальный. Такие действия невозможно объяснить только желанием «показать силу» — за ними чувствуется стремление изменить правила игры и геополитический расклад в регионе.
Но главный фактор, способный перевести конфликт в качественно другую фазу — это внутренняя ситуация в Иране. Система сотрясается от внутренних кризисов: экономических, идеологических, элитных. И каждый мощный удар извне все больше деморализует вертикаль власти и армию.
Израиль это понимает. Именно поэтому сценарий возможного ограниченного вторжения, пусть даже не для оккупации, а для разрушения ключевой инфраструктуры или ликвидации объектов вглубь территории, уже не кажется фантастическим.
Не исключено, что Израиль сознательно подталкивает Иран к перегибу — провоцируя его на более агрессивный ответ, чтобы получить международное или региональное оправдание для масштабной кампании.
А Иран, в свою очередь, действует на грани — с одной стороны, он не может не отвечать, чтобы не потерять лицо внутри страны и среди союзников, но с другой — он прекрасно понимает, что полномасштабная война может стать для него катастрофой, особенно если США или региональные игроки встанут на сторону Израиля.
Именно поэтому ответ на вопрос — не столько в военном балансе, сколько в психологии и расчетах элит. Если иранская верхушка сочтет, что война — это единственный способ сохранить власть и мобилизовать общество, они могут на нее пойти. Если же расчет будет на затягивание, обмен ударами и игру на износ, все ограничится очередной эскалацией без полномасштабного конфликта.
На текущий момент наиболее вероятный сценарий — это затяжной, но все еще ограниченный конфликт с периодическими фазами обострения. Однако шанс на переход в более широкую войну стал гораздо выше, чем когда-либо за последние два десятилетия.
Все будет зависеть от того, насколько сильно и быстро будет рассыпаться внутренний порядок в Иране, и насколько далеко Израиль готов зайти в своем стратегическом замысле.
— В состоянии ли Иран в одиночку выдержать агрессию Израиля и стоящих за ним США? Какие союзники Тегерана могут оказать ему военную помощь? С другой стороны, вмешается ли в конфликт блок НАТО — через отправку контингента в регион?
— Иран в одиночку не способен на равных выдержать полномасштабную военную кампанию против Израиля, особенно если последнего активно поддержат США. Несмотря на внушительные запасы ракет, численную армию, собственное вооружённое производство и разветвлённую сеть прокси-групп в регионе, Иран страдает от серьезных слабостей. Прежде всего — это технологическое отставание в авиации, ПВО и кибервойне, хроническая уязвимость ключевой инфраструктуры (энергетика, связи, ядерные объекты), и крайне нестабильная экономическая база.
Израиль же, в отличие от Ирана, обладает техническим превосходством, современной разведкой и логистикой, и самое главное — почти безоговорочной военной и дипломатической поддержкой США. При этом даже ограниченное вмешательство американских сил — например, ударами с баз в регионе или использованием авианосных группировок — уже меняет баланс сил радикально не в пользу Ирана.
Иран может рассчитывать на поддержку России и Китая — не в форме прямой военной помощи, а как минимум в виде дипломатического прикрытия и возможной поставки технологий или вооружений.
Россия, втянутая в войну на другом фланге, может использовать иранско-израильский конфликт для отвлечения внимания Запада и усиления давления на США.
Что касается НАТО, то пока прямого вмешательства ожидать не приходится. Альянс действует только по консенсусу, а большинство стран Европы не стремятся втягиваться в новый ближневосточный конфликт. Однако если Израиль подвергнется массированному удару, особенно с участием союзников Ирана, и потребует поддержки, вполне возможно вмешательство США в рамках двусторонних соглашений, не под эгидой НАТО как такового.
Кроме того, НАТО может активировать военно-морские силы в Восточном Средиземноморье и усилить разведку и ПВО в странах региона, таких как Турция. Но направлять наземный контингент в Иран — это наиболее маловероятный сценарий. Прежде всего потому, что вторжение на иранскую территорию связано с колоссальными издержками: сложный рельеф, многочисленное население, идеологическая мобилизация и риск втянуть в войну весь регион.
— В случае наземной операции против Ирана какой из соседних стран будет отведена незавидная участь плацдарма — Ираку, Сирии? Как в этом случае поведет себя Турция?
— Тотальная наземная война может обернуться для Ирана не поражением, а инструментом национальной консолидации и идеологического спасения режима. Сейчас Иран выглядит уязвимым, ослабленным, разложенным изнутри — удары по генералам, утечки, неспособность дать симметричный ответ. Всё это деморализует и народ, и элиту. Но в случае прямого наземного вторжения ситуация резко меняется: здесь включается другая логика — не военная, а экзистенциальная.
Иранская система власти лучше всего мобилизуется не в условиях гибридной войны, а в условиях экзистенциальной осады, когда идеология вытесняет рациональность, а насилие — становится легитимной формой «священного сопротивления».
Теперь к стратегическому вопросу: через какую страну теоретически возможна наземная операция? Самый реалистичный сценарий — использование Ирака как плацдарма. Ирак, несмотря на формальную независимость, все ещё частично контролируется США (военные базы остались), и там действуют как американские, так и союзные подразделения. Однако проблема в том, что сам Ирак политически раздвоен — в нем сильно шиитское влияние иранских прокси-групп, которые с высокой вероятностью будут саботировать любую операцию против Ирана.
В случае американского или израильского наступления с территории Ирака, можно ожидать, что значительная часть иракского шиитского населения встанет на сторону Ирана, и внутри самого Ирака начнется масштабная дестабилизация.
Сирия как вариант отпадает, так как нынешние власти заняты восстановление страны разрушенной многолетней гражданской войной. но более ограниченно.
Турция — отдельный и очень интересный случай. Анкара будет играть по собственной логике: Реджеп Тайип ЭРДОГАН не станет поддерживать ни прямую агрессию против Ирана, ни усиление Израиля. В случае наземной войны он попытается сохранить нейтралитет, балансируя между Западом и Тегераном, одновременно усиливая своё влияние в Ираке под предлогом борьбы с курдами. Однако если конфликт затронет турецкие интересы напрямую — например, приведет к волне беженцев — Турция может начать играть более активную роль, но не на стороне коалиции, а как региональный посредник, который будет пытаться договориться и усилить свои позиции на фоне чужой войны.
Что касается Ирана — именно наземная интервенция может дать режиму «второе дыхание». Аятоллы смогут объявить джихад, призвать к национальной мобилизации, стереть внутренние противоречия под лозунгом «враг у ворот», и переключить внимание с экономического кризиса и коррупции на «великую войну за веру».
Миллионы людей — даже оппозиционно настроенных — в случае вторжения в Иран могут пойти в ряды мобилизованных, а региональные союзники активизируются в полную силу.
США и Израиль избегают наземного вторжения в Иран не только из-за высоких затрат и риска затяжной войны, но и потому, что такое вторжение могло бы дать Ирану то, чего у него сейчас нет — моральное превосходство и мобилизационный импульс. Пока удары наносятся с воздуха, иранское руководство выглядит разобщённым и деморализованным, а масштабное вторжение могло бы сплотить общество и превратить Иран в «цитадель сопротивления», даже несмотря на большие потери и разрушения.
Кроме того, эксперты отмечают, что наземная операция связана с непредсказуемыми последствиями, включая возможную эскалацию конфликта в регионе и втягивание других держав, что делает ставку на гибридные и воздушные удары более предпочтительной для Вашингтона и Тель-Авива.
