На протяжении последних двух месяцев 2017 года практически каждый участник «международного концерта» считал своим долгом и великой честью объявить о собственной решительной победе над т.н. «Исламским государством»* (ИГИЛ, ДАИШ, ISIS)».
Означает ли это, что террористическая организация действительно полностью уничтожена, а не имитировала свое поражение для сохранения своего ядра и последующей реинкарнации?
Так, 21 ноября 2017 года командующий специальным подразделением «Эль-Кудс» в составе Корпуса стражей исламской революции (КСИР), предназначенного для реализации военных и тайных операций за пределами Ирана, генерал Касем СУЛЕЙМАНИ в своем официальном письме, адресованном аятолле Али ХАМЕНЕИ, вполне серьезно отчитался о тотальной ликвидации боевиков ИГИЛ в Сирии и Ираке.
Президент России Владимир ПУТИН, как бы стремясь перехватить пальму первенства, 6 декабря 2017 года заявил о полной победе над «Исламским государством» вдоль всей линии реки Евфрат.
Иракское руководство в лице премьер-министра Хайдара АЛЬ-АБАДИ, двумя днями спустя, 8 декабря 2017 год, а также поспешило отрапортовать о своем участии в победе над террористическим халифатом.
Подобные заявления международных игроков могли бы логично свидетельствовать о восстановлении государственных границ Ирака и Сирии. Однако на сегодняшний день по-прежнему остается дискуссионным вопрос о том, как будут развиваться Дамаск и Багдад после поражения ИГИЛ.
Очевидно, что границы государств сколько-нибудь явно были сохранены. Но как жизнь этих государств будет организована впоследствии?
С большой долей вероятности можно предположить, что на территории, некогда подконтрольной ИГИЛ, начнут происходить политические процессы, связанные с борьбой за власть с целью заполнения образовавшегося административно-бюрократического вакуума.
И этот процесс представляет собой очень интересное явление, поскольку, с одной стороны, заявляя о восстановлении границ Сирии и Ирака, участники «международной игры» как бы признают право обусловленных государств на внутреннее обустройство, но, с другой стороны, вряд ли руководство Сирии и Ирака будут допущены к управлению на освобожденных территориях.
Международное сообщество по-прежнему продолжает рассматривать конфликты в Сирии и Ираке не в контексте внутриисламской борьбы. Представляемые конфликты рассматриваются намного шире и представляются исключительно в аспекте заполнения опустошенного политического поля Дамаска и Багдада.
Даже после нейтрализации ИГИЛ Сирия и Ирак испытывают тяжесть нерешенных проблем в сфере международного позиционирования, социального и экономического развития, организации политической жизни. При этом мировые игроки вовсе не заинтересованы в том, чтобы эти проблемы были когда-либо разрешены.
Более того, каждый из участников переговорного процесса на высшем уровне преследует в Сирии и Ираке исключительно собственные интересы.
Ввязываясь в дела Ближнего Востока, Россия была заинтересована в обеспечении своего военного присутствия в регионе, демонстрации силы перед западными партнерами и увеличении своих инвестиций в энергетическую отрасль стран исламского мира.
Декларируемая Москвой победа над ИГИЛ может быть рассмотрена через призму стратегии предвыборного выдвижения Владимира ПУТИНА в канун президентских выборов 2018 года. Кремлю крайне важно получить международный карт-бланш для того, чтобы получить определенные политические бонусы в ходе главной избирательной кампании в России.
В этих условиях крайне интересно то, как поведет себя ближайшие соседи Сирии и Ирака, когда ИГИЛ de-facto стремительно сдает свои позиции.
Не исключено, что курды, оставшиеся не удел, могут спровоцировать вооруженный конфликт между Анкарой и Дамаском в Африне и на других участках южной границы Турции. Вместе с тем, Израиль уже активизировал свое давление на сирийское руководство в связи с претензиями на Голанские высоты.
Ряд проблем, с которыми столкнулись Сирия и Ирак, носят более серьезный характер, нежели это представлялось с самом начале борьбы с ИГИЛ. Это касается, прежде всего, природы государственной независимости и социальной консолидации.
Исходя из того, что шииты и курды претендуют на определенное количество мест в руководящих органах власти в Сирии и Ираке, то вполне очевидно, что эта проблема может быть основополагающей во внутриполитической повестке Дамаска и Багдада, которые не очень-то и желают подпускать представителей национально-конфессиональной оппозиции до управления государством.
Во время своего официального выступления 8 декабря 2017 года премьер-министр Ирака Хайдар АЛЬ-АБАДИ торжественно заявил, что земля Ирака «полностью освобождена», в связи с чем «мечта об освобождении является реальностью».
На этом фоне Багдад рассчитывает провести в мае 2018 года выборы в муниципальные и государственные органы власти. Вместе с тем, инициируемый внутриполитический процесс создает для иракского руководства ряд дополнительных проблем.
В качестве первоочередной проблемы стоит выделить необходимость обеспечения мира с курдами, сосредоточенных в северных провинциях Ирака. Учитывая то, что иракские войска совместно с турецкими прокси в октябре 2017 года смогли овладеть нефтеносными районами Керкука и потеснить позиции «Пешмерга», Багдад лишился поддержки подавляющего большинства курдских избирателей.
Эрбиль не станет поддерживать Багдад ни при каких обстоятельствах, а потому заявлять о том, что выборы, намеченные на май 2018 года в Ираке, будут признаны в качестве легитимных на всех территории страны, вполне ошибочно.
Кроме того, АЛЬ-АБАДИ может столкнуться с сопротивлением со стороны суннитских политических групп, уверенных в том, что Багдад ещё «не созрел» для полномасштабной избирательной кампании.
Лидеры суннитов вполне обосновано считают, что их население, еще совсем недавно пребывающее под оккупацией ИГИЛ, нуждается в относительном «периоде покоя»: ему нет дела до выборов, когда речь идет о восстановлении разрушенных в результате вооруженных конфликтов жилищ.
Голоса суннитского населения будут маргинализированными и не смогут объективно выразить электоральную волю всего народа.
Немаловажной проблемой остается финансовый кризис, раздирающий Ирак на фоне инициируемой политической борьбы. В этих условиях Багдад не может организовать сколько-нибудь независимую избирательную кампанию, поскольку решающую роль все равно будут играть иностранные инвестиции, определяющие и исход выборов.
На сегодняшний день внутренний долг Ирака составляет более 120 млрд долларов США, из чего следует, что иракское руководство не может за свой счет восстановить разрушенную ИГИЛ инфраструктуру и объекты стратегического значения.
Исходя из этого, Хайдар АЛЬ-АБАДИ не сможет убедить иракский электорат в необходимости участия в предстоящих выборах, что, безусловно, скажется на крайне низкой явке избирателей в день голосования.
Лидеры международного сообщества, помпезно заявляя о своей победе над т.н. «Исламским государством», по всей видимости, не принимали во внимание то, что объявленная победа никогда не значит победу фактическую.
И дело даже не в том, что террористическое образование, хоть и было значительно притеснено, но так и не утратило своего идеологического влияние ни в Сирии, ни в Ираке.
Более того, в результате международного давление оно трансформировалось, найдя новую почву для распространения своих взглядов в Афганистане и странах Центральной Азии, избрав в качестве основного метода борьбы «автономный джихад».
В целях аналогии можно вспомнить, как в 2008 году Вашингтон поспешил «похоронить» печально известную «Аль-Каиду»*, чтобы впоследствии увидеть то, как это движение развивалось в период с 2009 по 2013 годы.
В этой связи логично сделать вывод о том, что заявление о ликвидации ИГИЛ совершенно не означает, что халифиат в действительности перестал существовать. Напротив, в условиях хаоса он наиболее идеологически активен и по-прежнему представляет собой главную проблему глобального мира.
Таким образом, чтобы ни заявляли лидеры «международного концерта», идеология радикального ислама продолжает быть угрозой и вынуждает искать новые способы для ее нейтрализации.
Денис КОРКОДИНОВ, специально для POLITRUS.com.
* — террористическая организация, запрещена в РФ.