Отсутствие языка, отмирание способности говорить с обществом становится опаснейшим недугом современной российской бюрократии. Причем, речь идет, как о подавляющем большинстве федеральных чиновников, так и о представителях региональной и муниципальной власти.
Российский административный класс в последние годы фактически разучился разговаривать с людьми. И именно эта потеря может стать роковой для всей системы «вертикали власти», созданной в эпоху президентства Владимира ПУТИНА, и остающейся главной политической опорой для нынешнего хозяина Кремля Дмитрия МЕДВЕДЕВА.
Как показывает даже беглый анализ публичных заявлений российских чиновников (прежде всего, региональной и муниципальной бюрократии), представители административного класса отличаются весьма скромным запасом словесных и, тем более — смысловых — конструкций, позволяющих объяснять социальную реальность. Причем, эта скудность становится настолько очевидной, что невольно возникает вопрос о степени вменяемости бюрократической касты РФ, о способности основной массы федеральных, региональных и муниципальных чиновников адекватно воспринимать реальность, актуальные угрозы и вызовы.
Сегодня в России из всей чиновничьей корпорации, пожалуй, лишь премьер-министр Владимир ПУТИН демонстрирует способность говорить, давать относительно свободные характеристики социально-экономической и политической реальности. Хотя употребляемые при этом главой российского правительства смысловые конструкции и не отличаются разнообразием, тем не менее, форма их подачи не оставляет сомнений в умении ПУТИНА «говорить с народом». Дмитрию МЕДВЕДЕВУ пока закрепление навыка общения с отечественной публикой дается с трудом. Президент, похоже, это понимает и поэтому сосредотачивает свою публичную коммуникативную активность лишь на зарубежной аудитории, а также на формате двухстороннего общения с представителями журналистской корпорации (Дмитрий МУРАТОВ, Татьяна МИТКОВА и т.д.). Последним доказательством «бегства» МЕДВЕДЕВА от «живого общения» с «народом» стал уход российского президента в виртуальную реальность Интернета (создание собственного сообщества в ЖЖ является уже неопровержимым свидетельством желания хозяина Кремля создать альтернативный мир в Сети, максимально далекой от жестокой социально-экономической реальности кризисной России).
Но еще хуже обстоят дела с «языковым барьером» у региональной бюрократии. В отличие от Дмитрия МЕДВЕДЕВА, российские чиновники — губернаторы, мэры, их подчиненные, депутаты провинциальных собраний, партийные функционеры «Единой России» и пр. — лишены возможности «отойти в иной мир», провалиться в райские кущи ЖЖ и безмятежность виртуального состояния. «Москва-Кремль» требуют от «регионалов» действия, практической активности. Да и уровень компьютерной грамотности подавляющего большинства депутатов, государственных и муниципальных служащих далек от уверенного пользования. Одним словом, чиновничья корпорация в субъектах РФ вынуждена соприкасаться с социальной Реальностью, в том числе и на уровне непосредственного общения с «народом».
И это соприкосновение выявляет не просто косноязычие бюрократического класса (российские администраторы никогда красноречием не отличались). Речь идет о практически полной потере речи, отсутствии способности говорить с людьми на понятном им языке.
Ведь, в самом деле, нельзя считать речью «близкий к тексту» пересказ озвученных накануне в программе «Время» тезисов Национального лидера и членов его ближайшего партийно-правительственного окружения. А ничего иного провинциальный административный класс предложить сегодня просто не в силах: для этого достаточно познакомиться с пресс-релизами региональных администраций и законодательных собраний, заявлениями и интервью депутатов от «партии власти» и чиновников от исполнительной власти.
Региональные чиновники сегодня появляются на публике с речами и комментариями, мягко говоря, не творчески списанными с сайта «Единой России» (которые и сами не отличаются оригинальностью и способностью вызывать доверие со стороны потенциальных потребителей этого «информационного продукта»). Поскольку «технология изложения» вынужденно запаздывает для провинциальной аудитории (сначала некие смысловые конструкции озвучивает Национальный лидер, потом его соратники по партии и правительству, затем клерки рангом пониже, и, наконец, закрепляет «тему» региональная бюрократия), формат общения власти и народа носит догоняющий, «заикающийся характер». Как, например, на канале «Вести 24 часа» по выходным или в позднее время, когда видеоряд беспощадно не совпадает со звуком, и возникают ощущения совершенно искусственной, протезно-инвалидной коммуникации. Причем, ощущение неподлинности испускаемого телевизором информационно-визуального образа становится настолько критическим и карикатурным, что, по сути, отвергает сам этот образ.
Нечто подобное происходит и в сфере «общения» региональной бюрократии и «народа». Бубнеж «административных мантр» — санкционированных сверху, весьма не глубоких пропагандистских «истин», крайне редко совпадающих с эмоциональными переживаниями простых людей, очевидная неспособность объяснить происходящие социально-экономические неурядицы (а доказательством этой неспособность, прежде всего, является «языковая инвалидность» региональной бюрократии) неизбежно приводят к росту социальной тревожности. Немота российской бюрократии в этой ситуации воспринимается как безмолвие почтальона, принесшего в крестьянскую семью «похоронку» о смерти кормильца, но не могущего вразумительно описать трагизм ситуации.
Фактическое безмолвие административного класса (бесконечное воспроизводство провинциальными чиновниками диссонансных кремлевских или баннопереулковских «догматов» о непогрешимости власти в РФ не в счет), безусловно, не способствует успокоению российского социального пространства. Более того, оно является важнейшим препятствием для любого проекта социальной мобилизации. А без такой мобилизации невозможно реальное взаимодействие (и выживание) бюрократии и общества в эпоху жесточайшего кризиса.
Таким образом, нынешний кризисный период зафиксировал, возможно, роковое противоречие в российском административном классе — речь идет о противоречии между актуальными и санкционированными практиками демонстрации лояльности бюрократической Иерархии (через воспроизводство «административных мантр» и наполнение ими административного информационного пространства), и необходимостью построения и воспроизводства социального диалога (что подразумевает не только обратную, но и, в первую очередь, прямую связь административной элиты и социального поля). А, как раз, исходный элемент такого диалога — прямая связь — в настоящее время и отсутствует. Что и проявляется в феномене «бюрократического безмолвия», в отсутствии системы подлинной коммуникации власти и гражданского общества.
«Административный исихазм» уничтожает любую возможность такой коммуникации. В кризисный период коммуникативное сектантство бюрократического класса становится опасным, прежде всего, для него самого. Ведь от того, что подлинное общение с обществом бюрократия подменила суррогатными информационными практиками, проигрывает, в первую очередь, сама бюрократия. Крайне важная ниша «подлинной социальной коммуникации» сегодня освобождается. Партия власти сдает ее без боя и пока неизвестно кому. Впрочем, бесконечно такая ситуация сохранятся не может. Ведь политика, как и природа, не терпит пустоты. И тем более — безмолвия.
Андрей СЕРЕНКО.
