Концептуальная «трансформация» новейшей модели международных отношений (особенно актуализировавшаяся в период с середины 2010-х годов и до наших дней и связанная с переходом активного противостояния блока западных и западоориентированных государств с рядом государств Востока во все более широкоформатную, инклюзивную и глобальную систему конкуренции и борьбы) внесла в ее ядро большое количество новых стратегически значимых регионов.
Постепенно набирающие обороты масштабные процессы рассредоточения и разбалансировки устоявшихся систем распределения зон влияния мировых лидеров создают принципиально новую картину мира, важное место в которой теперь отведено новообразующимся блокам сил и связанным с ними новейшим геоэкономическим и политическим механизмам.
Обозначенные процессы полицентризации мироустройства не обошли стороной и Центральную Азию — уникальный и самобытный регион, являющий собой своеобразный «перекресток» интересов России, Китая, США, Турции, Ирана и многих других региональных и внерегиональных лидеров.
Наблюдаемое в настоящий момент превращение в один из очагов ускоренного развития новых международных политических преобразований Центральная Азия переживает впервые со времен событий конца XIX — начала XX вв. Благодаря своему уникальному расположению Центральная Азия всегда являлась и является поныне основной «транзитной зоной» внешнестратегических интересов каждого влиятельного игрока на мировой арене.
Так, именно близость к Индии, Китаю, Ирану и России открывает для каждой республики региона широкий выбор различных опций для реализации собственных транспортно-логистических и торговых задач, позволяет налаживать партнерские контакты не только в политике, но и в экономике и международных финансах. Отдельная выгода от уникального территориального расположения региона возникает и в вопросах формирования различных коалиций, призванных оказывать содействие сохранению политической и социально-экономической безопасности.
Вместе с тем, как уже было упомянуто ранее, уникальность Центрально-Азиатского региона привлекала серьезное внимание и множества внерегиональных влиятельных лидеров. Наиболее показательным в преломлении данного тезиса примером может послужить активность Турции, предпринимающей все возможные действия с целью создания политического единства с рядом тюркоызячных государств, в числе которых Киргизия, Казахстан, Узбекистан и Туркменистан.
При более детальном рассмотрении внутриполитических процессов республик Центральной Азии можно также отметить и сохраняющуюся вовлеченность интересов США и стран Европы, реализуемую посредством деятельности многочисленных негосударственных фондов и организаций, прямо или косвенно связанных с западными политическими элитами. В основном носящая характер финансовой поддержки тех или иных политических групп и социально активных представителей населения, программ по развитию образования, медицины и здравоохранения, данная активность хоть и не превосходит уровень влияния того же Китая или России в регионе (как правило, отражающегося на общей политической направленности стран Центральной Азии), однако все еще является наблюдаемой и способной при определенных обстоятельствах закрепить за коллективным Западом некоторые существенные рычаги воздействия.
Подтверждением тезиса о превращении Центральной Азии в регион сосредоточения и развития множества международно-политических процессов также может послужить и часто освещаемая в СМИ и в политологической экспертной среде реакция центральноазиатских республик на наиболее злободневные явления современной международной политики и экономики.
Так, во время событий 2021 года в Афганистане, связанных с приходом к власти в стране движения «Талибан»* и стремительным выводом военного контингента Соединенных Штатов, в ряде государств Центральной Азии формировалось неоднородное, иногда доходившее до противоречивости мнение относительно вопросов дальнейшего сотрудничества со вновь установленным режимом талибов. Подобные «разночтения» становились объектом повышенного интереса как внутри региона, так и за его пределами, и на основании подобной разницы реакций республик региона, часть из которых имеет общую с Афганистаном границу, во многом базировался и продолжает базироваться генезис нового взаимодействия с властью в этой стране у ряда региональных организаций, начиная от ШОС и заканчивая ОДКБ.
Дополнительным примером факта авангардизации Центральной Азии как ключевого региона Евразийского континента, благополучие и стабильность которого способны определять благополучие и всех соседних регионов, может послужить и так называемый «казахстанский кризис» 2022 года. Беспорядки, произошедшие в начале 2022 года в Казахстане, поспособствовали созданию абсолютно нового взгляда на роль и место ОДКБ в политических процессах Центральной Азии. Коллективные усилия по борьбе с беспорядками, угрожавшими перерасти в открытое боестолкновение вооруженных граждан с силами охраны правопорядка, произошло в немалой степени по причине нежелания представителей власти государств региона допустить любого рода дестабилизацию, способную превратить весь регион в горячую точку и спровоцировать дальнейшую неконтролируемую эскалацию.
Третьим примером, наглядно демонстрирующим заинтересованность глобальных центров сил во взаимодействии с Центральной Азией, послужит часто упоминаемый как в средствах массовой информации, так и в кругах экспертов «разворот России на Восток», под которым в том числе подразумевают и среднеазиатские страны нынешнего постсоветского пространства.
Одной из наиболее существенных причин активного пересмотра руководством Российской Федерации своих принципов и подходов к реализации внешнестратегических целей, в том числе и переориентировки на повсеместное и широкопрофильное сотрудничество с Центральной Азией, является обострившийся украинский кризис и последовавшее за ним развертывание специальной военной операции (СВО).
В условиях полного политического изоляционизма со стороны коллективного Запада, активно осуждающего проведение Россией СВО на территории Украины, а также беспрецедентно высокого санкционного давления, осуществляемого исключительно в целях нанесения серьезного урона российской экономике, официальная Москва предприняла меры по переориентации на курс усиленного политического и экономического сближения с Кыргызстаном, Казахстаном, Узбекистаном и Таджикистаном.
Все перечисленные аспекты в равной степени поспособствовали приобретению Центральной Азией статуса политически и экономически важного региона, сохранение благополучия и поддержка развития которого в настоящий момент коррелирует с представлениями лидирующих держав, соседствующих с ним (Китай, Россия, Иран), о принципах гармоничного и выдержанного в духе добрососедства и взаимовыручки совместного социоэкономического, политического и культурного развития.
Данный подход (а именно — усилия по коллективному сохранению стабильности в регионе) во многом может быть инкорпорирован в общую систему развертывания процессов, способствующих возрождению «евразийства» как идеологического и политического явления, базирующегося на принципах мультикультурализма и всеобщей солидарности народов Евразии.
В условиях турбированного развития международных политических процессов и постоянно меняющейся политической архитектоники мира «евразийство» приобретает реальный шанс получить новое осмысление и стать тенденцией континентального масштаба.
Дастан ТОКОЛЬДОШЕВ, научный сотрудник и ведущий эксперт Института стратегического анализа и прогноза при Кыргызско-Российском Славянском университете.
Источник: РСМД.
* — террористическая организация, запрещен в РФ.
