На минувшей неделе Исламский консультативный совет (парламент) принял закон о запрете допуска иностранных наблюдателей на ядерные объекты, если не полностью перечеркивающий ранее достигнутые договоренности с «шестеркой» стран-переговорщиков, то серьезно осложняющий анонсированное на 30 июня подписание соглашения, по которому в ответ на свертывание милитаристской ядерной программы произойдет снятие международных санкций и возвращение Ирана, прежде всего, на мировой рынок углеводородов в качестве полноценного участника ОПЕК.
С другой стороны, Саудовская Аравия и Израиль используют все доступные рычаги давления на «шестерку» стран-переговорщиков, прежде всего США, с целью недопущения подписания соглашения. О тонкостях ближневосточной политики в интервью PolitRUS рассуждает независимый грузинский журналист, эксперт по Ирану Василий ПАПАВА.
Насколько вероятно, что реакционные силы внутри Ирана и действия его основных противников — Саудовской Аравии и Израилю приведут к срыву подписания исторического соглашения?
События, разворачивающиеся на Ближнем Востоке являются самой актуальной темой обсуждения во всем мире, т.к. через него пролегает главный путь из Европы и Африки в Азию. Ближний Восток также является наиболее важным нефтедобывающим регионом планеты.
Одной из составных частей протекающих процессов — это переговоры между Ираном и странами переговорщиками по ядерной программе. Тегеран все это время пытался доказать, его ядерная программа носит мирный характер, в то время как ведущие страны мира уверены, что он работает над созданием нового ядерного оружия.
Судя же по динамике встреч по данному вопросу и по заявлениям самих участников переговоров, складывается впечатление, что договор все-таки будет заключен.
Что касается стремления некоторых государств по блокированию данного процесса, то несомненно такие попытки предпринимаются. Наиболее упорствует в этом Эр-Рияд и Доха, опасающиеся «шиитского экспансионизма» на своем полуострове. События в Йемене наглядный тому пример. Иран в свою очередь не может допустить, чтобы суннитские нефтемонархии свергли шиитские правительства Ирака и Йемена, алавитов в Сирии. А потеря Дамаска подорвет влияние «Хезболлы» в Ливане.
Не секрет, что Иран и Саудовская Аравия решительно настроены добиться господствующего положения на Ближнем Востоке — или, по крайней мере, помешать друг другу достичь этой цели.
Теперь о механизмах блокирования проиранских проектов на Западе Эр-Риядом и Дохой. Существенное отличие израильского лобби от лобби Саудовской Аравии и других стран Персидского залива заключается в том, что последние действуют не через свои этнические общины в США, Англии, Франции и т.д., где их просто нет, а напрямую. Правительства арабских государств стремятся донести свою точку зрения через свои посольства в столицах западных государств и через западные посольства у себя, посредством общения с американскими и европейскими политиками, законодателями, крупными бизнесменами, дипломатами, разведчиками, генералами.
Однако в США, помимо политических, военных, разведывательных и дипломатических каналов, они прибегают к услугам специализированных лоббистских компаний, которые имеют опыт работы с американскими конгрессменами и официальными лицами. С правительством Саудовской Аравии сотрудничает целый ряд лобби-групп и юридических фирм, действующих в Вашингтоне и «обрабатывающих» конгрессменов, высокопоставленных государственных чиновников и лиц, представляющих определенный интерес.
Так, только PR-компания Qorvis Communications за услуги по улучшению имиджа королевства в США в последние годы получила от правительства Саудовской Аравии свыше 60 млн долларов и продолжает оказывать ей слуги в медиа-сфере.
Важным направлением деятельности Qorvis Communications было привлечение к процессу создания привлекательного образа Саудовской Аравии заслуживающих уважение публичных фигур: политологов, бывших послов, профессоров университетов и других экспертов.
Значительное число подобного рода деятелей на регулярной основе получают саудовские деньги в обмен на статьи, публикации и лекции, в которых они в «правильном» свете изображают королевство.
Для привлечения «союзников» среди конгрессменов и партийных деятелей из среды Демократической партии была нанята фирма Patton Boggs. Она и сейчас продолжает работать на Саудовскую Аравию. Помимо Эр-Рияда, Patton Boggs сотрудничают с правительствами Катара и ОАЭ.
С республиканской стороны интересы Эр-Рияда в Вашингтоне представляет фирма Loeffler Group. В общей сложности в течение последних лет Саудовская Аравия воспользовалась услугами более двух десятков американских лобби-фирм, консультантов и юридических компаний, потратив на это свыше 270 млн долларов.
И еще немного статистики. Политическое лоббирование сегодня осуществляется в основном через такие транснациональные корпорации и организации как US Chamber of Commerce, Exxon Mobil Corp, Koch Industries, Inc, Chevron Corporation, Fleishman-Hillard, Boland & Madigan, Inc.
По данным статистического центра The Lobby Watch, за ноябрь-декабрь 2013 года Саудовская Аравия перевела на счет Exxon Mobil Corp более 113 млн долларов, которые были потрачены на лоббирование принятия законопроекта «КРИКА-МЕНДЕСА», предусматривающего введение нового пакета санкций против Ирана. В то же время на оказание военной поддержки сирийским повстанцам саудовское лобби через US Chamber of Commerce за 2011-2013 годы выделило 125 млн долларов.
Доха предпочитает действовать несколько иными методами, нежели Эр-Рияд, тратя огромные суммы на лоббирование своих интересов, прежде всего через инвестирование в экономику важной страны. При этом в США Катару действовать довольно трудно, учитывая, что там нужно соревноваться с Саудовской Аравией, поэтому произошло даже разделения сферы влияния.
Катарцы, в основном, делают упор на Францию и Англию. Главный инструмент Дохи — покупка элитной недвижимости и вложение гигантских инвестиций в энергетику и финансовый сектор, чтобы найти подходы к политикам через крупный бизнес. Но главное — Катар не только снабжает сжиженным природным газом (СПГ) Францию, хотя это немаловажный элемент. Катар очень много денег вложил в экономику Франции, прежде всего в недвижимость, а также в банки и нефтегазовую компанию Total.
Катарский капитал схож по характеру влияния с израильским лобби в США. Такая же маленькая страна, но она обладает очень серьезным ресурсом влияния на большую мировую политику. Вот почему в 2011 году Франция фактически возглавила поход против Муаммара КАДДАФИ (извечного врага Катара) и по сути инициировала там войну.
В частности, это касается и деятельности Катара против Ирана, что объясняет весьма враждебную позицию Франции на переговорах по иранской ядерной программе.
Франция является одним из основных, после Великобритании, потребителем катарского СПГ. Поэтому в ситуации с Ираном играет роль совокупная позиция Катара с Францией, которая является в некотором смысле проводником катарских интересов на Ближнем Востоке.
В любом случае, Иран оказывается в выигрыше, ибо провал переговоров приведет к последствиям, который Запад в течение многих лет пытался избежать, а именно, — Тегеран продолжит свою бескомпромиссную политику в ядерной сфере. А у западных стран, у которых отсутствуют дипломатические рычаги давления на Иран, остается лишь ждать часа, когда последняя станет ядерной державой.
Таким образом, переговоры между делегациями Ирана и шестерки международных посредников о выработке текста окончательного соглашения по решению иранской ядерной программы продолжаются. А тем временем и события в регионе принимают все более ожесточенный и драматический характер, который еще может повлиять на исход данных переговоров… вопрос лишь в том — ускорит ли это сам процесс заключения договора или же стороны разойдутся так и не достигнув соглашения…
Можно ли ожидать усиление градуса террористической опасности в самом Иране и в поддерживающих его государствах? Как известно, ряд радикальных исламских террористических организаций получает серьезную поддержку от ближневосточных монархий, не только от саудитов…
В геополитической игре, тем более в таком неспокойном регионе мира как Ближний Восток, деятельность разнообразных терр. организации не является чем-то новым. После начала т.н. «Арабской весны», стабильность всего региона оказалось под большим вопросом.
Говорить о возможном усилении террористической активности в самом Иране на данном этапе не приходится, но учитывая недавнее прошлое таковая вероятность будет существовать и может активизироваться по мере перерастания существующих конфликтов (Сирия, Ирак, Йемен) в полномасштабное противостояние нефтемонархии с шиитскими правительствами региона.
Для оказания давления на Иран не исключается активизация таких террористических организации как «Джундалла» или возникновение новых, которые в своей деятельности будут всячески препятствовать усилиям Тегерана по расширению ареала своего влияния.
Насколько могут соответствовать реальности версии о том, что за инициативой Вашингтона по снятию международных санкций с Тегерана может крыться стремление Белого дома вернуть себе контроль за рынком углеводородов, ослабив посредством Ирана позиции на нем Саудовский Аравии и России, а также ответные обязательства Тегерана по снижению масштабов партнерства с Пекином?
Снятие санкции будут способствовать нормализации отношении между Ираном и Западом. Что касается о «восстановлении былого величия» США на Ближнем Востоке, то об этом говорить не приходится, ибо Иран ведет независимую от кого-либо внешнюю и региональную политику, с некоторым учетом интересов своих потенциальных союзников — России и Китая, портить отношения с которыми он не будет, несмотря на важность заключения окончательного компромиссного соглашения с Западом.
Сегодня Иран является одним из ведущих экспортером нефти в мире, а также крупнейшим поставщиком нефти в Китай. Тегеран все же не доверяет до конца Западу, что уже является весомым аргументом о сохранении достигнутых взаимовыгодных контактов с Пекином и Москвой.
Усиление Ирана стоит ли рассматривать как начало очередного передела сфер влияния на Ближнем Востоке и в Северной Африке? Какие государства, вслед за Йеменом, могут стать новыми «горячими точками» в регионе?
Снятие санкций с Ирана несомненно повлечет за собой изменение геополитических приоритетов многих стран региона, т.к. финансовые возможности Тегерана увеличатся в разы, а значит помощь шиитским общинам на Ближнем Востоке станет более действенной.
Этому процессу будут противятся все государства региона, в первую очередь суннитские монархии, для которых «шиитский полумесяц» является неким «дамоклов меч», способный смести их режимы.
С приближением финальной стадии переговоров, итогом которого должно стать полное снятие санкции с Ирана, каким-то загадочным образом активизировались вооруженные группировки как в Сирии, так и Ираке.
В Сирии в конце марта исламистские суннитские группировки, включая связанных с «Аль-Каидой» экстремистов из «Джебхат Ан-Нусра» взяли под свой контроль стратегически важный город Идлиб — административный центр одноименной сирийской провинции.
Таким образом, уже вторая провинция в Сирии оказалась под контролем радикальных исламистов — провинция Ракка находится в руках боевиков «Исламского государства@ (ISIS). Идлиб расположен на шоссе, соединяющим Дамаск с Алеппо и далее с прибрежной провинцией Латакия — бастионом президента Башара АСАДА.
Примечательно, что крупный успех в Сирии последовал всего через несколько дней после очень важной победы в Ираке, где боевики захватили столицу самой крупной провинции Анбар — расположенный в 112 километрах к западу от Багдада город Рамади..
Несколькими днями позже ISIS взяло под контроль сирийский город Пальмиру. Помимо пропагандистских целей для «Исламского государства» Пальмира имеет также стратегически важное расположение — это открывает для выход на сирийскую пустыню на границе с Ираком. Город находится на пути между столицей Сирии Дамаском и городом Дейр-эз-Зор на берегу Евфрата. Также рядом с населенным пунктом есть газовые месторождения.
Как видно, Президент Сирии Башар АСАД сталкивается сегодня с самым мощным давлением за все время длящегося уже четыре года конфликта. Эта новая ситуация ставит США, Россию, Иран и сирийских соседей перед мрачным выбором.
Давление на АСАДА усиливается с четырех направлений. Новая мощная коалиция повстанцев, носящая название «Джаиш аль-Фаттах», или «Армия завоевания», пользующаяся поддержкой Турции, Саудовской Аравии и Катара, в прошлом месяце захватила столицу провинции Идлиб.
Рядом с ней яростно сражается связанный с «Аль-Каидой» фронт «Джебхат Ан-Нусра». Умеренные повстанцы, известные под названием «Южный фронт» и получающие поддержку от США и Иордании, наконец-то начали добиваться некоторых успехов на юге Сирии. А самая грозная группировка ISIS буйствует на севере, востоке и в центре страны.
Но разговоры о падении режима АСАДА могут оказаться преждевременными. АСАД и прежде бывал в трудном положении, но его спасали иранцы и их союзники. Иранский президент Хасан РУХАНИ начал играть по-крупному, объявив, что будет с правительством АСАДА «до конца». Это говорит о том, что Тегеран признает нарастающее давление, однако сдаваться не собирается.
Как повлияет возможное усиление Ирана на государства Южного Кавказа? Кто из них приобретет от этого, а кто, вероятно, будет испытывать определенные сложности? И в чем эти сложности могут выражаться?
Следует отметить, что Кавказ и Центральная Азия всегда был регионом столкновения геополитических интересов Турции, Ирана и России еще со времен средних веков. После распада СССР на постсоветском пространстве образовался своеобразный вакуум, заполнить который сразу же устремились «исторические игроки» региона — Турция и Иран. В конце XX века в борьбу за распространение своего влияния на страны Кавказа активно включились также США и Евросоюз.
Таким образом, нынешнее геополитическое положение на Кавказе представляет собой сложное переплетение региональных интересов как исторических «соседей» Кавказа, так и зарубежных «гостей».
Из всех региональных и мировых держав на Южном Кавказе в наименьшей степени представлен лишь Иран, что опять таки является следствием геополитического расклада сил в регионе, возникшего с периода исламской революции и свержения прозападного шаха.
После развала СССР и возникновения благоприятной геополитической конъюнктуры, Тегеран не смог расширить свое присутствие в государствах Южного Кавказа, так как этому предшествовала изнурительная и изматывающая 8-летняя война с баасистским Ираком (1980–1988), что поставило страну на грань экономического коллапса и привело к международной изоляции страны.
Слабостью Ирана воспользовались Запад, Турция и Россия, и сейчас Тегерану довольно трудно пробиться сквозь региональные интересов данных государств.
Иран и Грузию можно отнести к естественным экономическим партнерам, которые располагают реальными возможностями установить ровный политический диалог. Иран придерживается принципа урегулирования межгосударственных разногласий исключительно силами региональных стран без обращения к услугам внешних патронов того или иного государства. Иран заинтересован геополитическим расположением Грузии для выхода в Европу и закрепления своих позиции на Южном Кавказе.
Иран учитывает выход Грузии на Черное море и положительно оценивает ее роль в налаживании экономических отношений между Ираном и Евросоюзом.
Кроме того, грузинские территории имеют стратегическую и экономическую значимость для газопровода Иран-Евросоюз в вопросе транспортировки иранского газа в страны Евросоюза.
Экономическое соперничество в Закавказье, разворачивающееся в основном из-за контроля над нефтеносными районами региона и его транспортными коридорами, также является острой проблемой, способной дестабилизировать ситуацию.
И Россия, и Иран признают необходимость прокладки нескольких экспортных трубопроводов, по которым потечет ранняя и большая нефть, поскольку выбор в пользу одного маршрута поставит прикаспийские государства в жесткую зависимость от страны, через которую будет экспортироваться нефть.
Цель Ирана — обеспечить долю в каспийских нефтяных и газовых ресурсах, стать главной транзитной страной. Для ее достижения Иран демонстрирует высокий уровень прагматизма, почти лишенного ныне идеологической риторики.
С учетом геополитической значимости Закавказья для Ирана, последний стремится не допустить проникновения внерегиональных сил (США, Евросоюз) к своим северным границам, не давать им расширять и укреплять свое военное присутствие в Закавказье и тем самым окончательно сомкнуть кольцо американского влияния.
Поддержку транснациональным энергетическим проектам на Южном Кавказе оказывают, прежде всего, страны Евросоюза, пытаясь тем самым в долгосрочной перспективе ослабить свою зависимость от российских энергоресурсов (реализация проекта Nabucco). Понимание и осознание последствий реализации подобных проектов толкает Россию к проведению более агрессивной политики на кавказском направлений, пытаясь тем самым «выдавить» основных конкурентов, в целях недопущения потери своего контроля над ситуацией в регионе.
Иран в поисках альтернативы вышеназванным проектам стремится не отставать в данном вопросе от Турции и пытается установить близкие отношения с Ереваном, при совместном усилии которых был построен газопровод от Тебриза до Армении, общей протяженностью 140 км.
Узость и масштабность по реализации таких проектов на Южном Кавказе во многом зависят от внешнеполитических реалии. А реалии таковы, что консервация иранских нефтегазовых проектов со странами Запада по большей части вызвано политикой американской администрации, и следует учесть, что без кардинального изменения позиции США в отношении Ирана и его ядерной программы любые попытки европейских стран Запада, направленные на разработку и транспортировку иранского газа обречены на провал.
Что касается проблем военно-стратегического сотрудничества Ирана с государствами Закавказья, то здесь приоритет принадлежит России и Турции. Расширение военного сотрудничества с Турцией позволяет Азербайджану, а также Грузии сближаться с НАТО. В этом случае нефтяные проекты Закавказья попадают под защиту системы безопасности Запада. Прокладывая альтернативные транспортные магистрали, Иран, Россия и Армения пытаются создать определенный противовес продвижению НАТО в Закавказье.
