ОЛЬГА КРЫШТАНОВСКАЯ: «ИМИТИРУЯ ДЕМОКРАТИЮ, МЫ ВОЛЕЙ-НЕВОЛЕЙ ДЕМОКРАТИЗИРУЕМСЯ»

ОЛЬГА КРЫШТАНОВСКАЯ: «ИМИТИРУЯ ДЕМОКРАТИЮ, МЫ ВОЛЕЙ-НЕВОЛЕЙ ДЕМОКРАТИЗИРУЕМСЯ»
94

ovkРадио Свобода продолжает обсуждать взаимоотношения интеллигенции и власти. Свою точку зрения уже высказали главный редактор «Новой газеты» Дмитрий МУРАТОВ, тележурналист Николай СВАНИДЗЕ и научный руководитель Высшей школы экономики Евгений ЯСИН. Сегодня — слово социологу Ольге КРЫШТАНОВСКОЙ. Руководитель Центра изучения элиты Института социологии РАН Ольга КРЫШТАНОВСКАЯ до вступления в 2009 году в партию «Единая Россия» считалась последовательным критиком власти. Сегодня Ольга Викторовна объясняет корреспонденту Радио Свобода, почему современная интеллигенция больше не должна участвовать в борьбе.— Вы уже 2 года член «Единой России», но до сих пор не вступили ни в один общественный совет или комиссию при власти. Вам эти организации не интересны?

— Интересны. Мне вообще интересна политика во всех ее проявлениях. В том числе мне интересно было бы поучаствовать в работе Общественной палаты или Советов при Президенте. Почему нет? Проблема только в том, что в сутках 24 часа. А я ужасно перегружена. И взять на себя новые общественные обязательства — большая ответственность. Я не отношусь к этому формально.

— А между тем Общественную палату и общественные советы обвиняют именно в формализме. В исполнении роли некоей либеральной ширмы, которую удачно использует в своих целях власть.

— Да, так говорят. Но у меня другой подход. Мне кажется, что в России многие люди больны неверием и негативизмом. Ничего не делая, они сразу отрицают. Мне кажется, что любой институт — комитет, совет или общественная палата — это всего лишь оболочка. Представьте, что политический институт — это автомобиль, в который садятся разные люди. Водителем такой машины может стать любой, у кого есть желание и энтузиазм. Общественный институт становится формальным или неформальным в зависимости от того, какие люди в него приходят. Если это послушные зайчики, все время стоящие в позе полного повиновения — одно дело. А если за работу берутся люди смелые и открыто заявляющие о своей позиции — совсем другое.

— В какой из действующих общественных институтов Вы бы хотели войти?

— Мне интересен Совет при Президенте России по развитию гражданского общества и правам человека. Мне кажется, что это — один из ключевых советов, способствующих развитию демократии России. Там работают люди, которые прямо могут высказывать главе государства свое мнение и оказывать влияние на его позицию. Среди его членов есть и оппозиционеры. Мне было бы любопытно, если бы деятельность этого Совета была более открытой. Общественная палата мне также интересна.

— Вы можете привести примеры ситуаций, когда этим структурам удалось оказать реальное влияние на позицию президента или властей?

— Время от времени Общественная палата вела себя очень ярко. И ее члены — адвокат КУЧЕРЕНА, например, Николай СВАНИДЗЕ, Александр БРОД и другие. Инициатива всегда исходит от конкретных людей.

— Члены Общественной палаты, которым удавалось чего-то добиваться, сами говорят, что их влияние распространяется только на некие частные случаи, не затрагивающие реальных политических и экономических вопросов.

— Если у кого-то не хватило смелости и упорства в достижении своих целей, это не значит, что нечто невозможно в принципе. Возможно! Хотя и сложно, очень сложно.

— Многим проблема видится в том, что система общественных организаций подменяет в России неработающие демократические институты. Так Общественной палате приписывают роль имитатора парламентаризма, которого в стране давно нет.

— Почему нет? Я считаю, что есть. Вот премьер ПУТИН недавно выступал с отчетом перед депутатами ГосДумы. Это был живой, активный парламент. Люди критиковали правительство, говорили нелицеприятные вещи самому авторитетному человеку в стране. Мнения фракций были существенно разными. Разве это не настоящий парламент? Что же тогда по-вашему настоящий парламент? И гражданское общество в России есть. Пусть оно недостаточно развито, но оно есть. У нас все-таки молодая демократия. И гражданское общество только формируется. Причем весьма активно. Посмотрите: повсеместно создаются различные группы, компании, сообщества, клубы — как в сети, так и в реальной жизни. Люди тусуются, коммуницируют, обмениваются мнениями, обсуждают. Другое дело, что государство пытается помочь созданию таких институтов. Какие-то общественные организации создаются снизу — по инициативе граждан. Какие-то сверху — по инициативе государства. Постепенно они проникают друг в друга, перемешиваются.

— Желание государства помочь, создавая сверху институты гражданского общества — это оптимистичная версия. Пессимисты считают, что таким образом государство пытается гражданское общество контролировать.

— Пытается. Но не может. Государство у нас и так перегружено. Оно все чаще отказывается от контроля, отпускает вожжи. Оно демократизируется. Еще остаются как бы две зоны — НКО, инициированные и финансируемые государством, и другие НКО, настоящие, которые выросли по инициативе граждан. Вообще, гражданское общество — это часть общества вне государства. Когда наше общество было тоталитарным, в нем все инициировалось государством. Иных политических субъектов просто не было. Инициатива была наказуема. Сейчас ситуация изменилась. В каком-то смысле можно сказать, что государство своими действиями ускоряет процесс развития гражданского общества, так же как оно ускоряет процесс развития партий.

— По-Вашему мнению, создание общественных советов и комитетов сверху — это признак развития демократии в стране?

— Нет. Это имитация. Но дело в том, что имитируя улыбку, мы начинаем действительно улыбаться. А имитируя демократию, мы волей-неволей демократизируемся. Пусть государство способствует созданию политических партий. Но когда они существуют, они неизбежно начинают конкурировать, спорить. Они создают поле плюрализма. И это воздействует на людей. Люди привыкают к многоголосию. Мне кажется, что каждый общественный совет или комиссия вносят свою лепту в плюрализацию нашей жизни, в отказ от тотального единомыслия.

— Как созданные властью организации могут становиться частью гражданского общества, если по Вашим же словам, гражданское общество — это все, что находится вне государства?

— Эти организации уходят. Государство создает их, но потом отпускает. Государство в настоящее время формирует демократический дискурс. Элита шаг за шагом движется к демократии. Хотя демократия противоречит ее групповым интересам. В мировой социологии этот парадокс называется «элитизм и демократия». Казалось бы, элита — привилегированная группа общества. Зачем ей демократия? Это самая недемократическая группа. Ее шкурный интерес — сохранение своих привилегий. Но, тем не менее, во всех демократических странах именно элита способствовала демократическому реформированию. В нашей стране происходят похожие процессы: небольшими фрагментами правящая элита отдает власть обществу. Конечно, в каком-то смысле, когда государство способствует развитию оппозиции, как это происходит у нас сейчас, оно руководствуется инстинктом самосохранения. Власть понимает, что бывает при попытке контролировать абсолютно все. Революции в арабском мире — тому пример. Рано или поздно люди восстают, чтобы сбросить с себя опостылевшее иго.

— Протестные настроения в российском обществе — это признак демократизации или грядущей революции?

— Я бы не стала преувеличивать протестные настроения. Если бы они были так велики, мы бы видели многотысячные митинги во всех городах России, а не собрания в 200-300 человек. Да, кто-то бурчит. Кто-то недоволен. Раньше бурчали на кухнях, теперь — в интернете. Если постоянно посещать сайты, где собираются «новые сердитые», то создается впечатление, что весь мир негодует. Но это не так. Посмотрите на итоги выборов. Посмотрите на данные социологических опросов. И вы увидите реальную картину предпочтений народа.

— И все-таки в нашей стране гражданское общество может контролировать власть?

— Гражданское общество не обязательно должно контролировать власть. Оно может выращивать георгины, заниматься хоровым пением. Чем угодно кроме политики. Если вы хотите контролировать власть, вы уже не совсем гражданское общество. Вы — субъект политики.

— Когда Вы вступали в партию 2 года назад, становясь субъектом политики, то говорили, что хотите не только изучать политику, но и влиять на нее. Удается?

— Что-то удается, что-то нет. Год назад, в том числе по моей инициативе, был создан либеральный клуб «Единой России». Сложилась группа очень интересных людей, объединенных желанием развивать рынок и демократию в стране. При этом мы считаем себя лоялистами. Мы дружественны действующей власти и хотим влиять на политический процесс с помощью диалога. Не буду преувеличивать заслуги нашего клуба, но мы ищем новые формы демократии и пытаемся их реализовывать.

— А у вас нет ощущения, что Ваше либеральное имя партия может использовать в своих интересах?

—Мы все используем друг друга в каком-то смысле. При любой деятельности. Вы работаете для Радио Свобода? Оно использует Вас как профессионала. Вы используете его для получения дохода. Любой человек, который входит в партию, использует ее. Как свой рупор. Или как крышу для защиты. Или как источник новых друзей. А партия использует этого человека для усиления своего политического влияния, для улучшения имиджа. И это нормально. Да, я использую партию, а партия использует меня. Таким образом, мы и дружим.

— Ваш личный пример — это, судя по всему, прямое опровержение мнения о том, что интеллигенция не должна сотрудничать с властью?

— Что такое интеллигенция? Когда-то у нас была абсолютистская власть. Авторитарная. Единый центр власти держал в своих руках все рычаги, в том числе и интеллектуальные. В этой конструкции интеллигенция была группой интеллектуалов, не подчиняющейся государству, противопоставлявшей себя ему. Государство и интеллигенция были на разных полюсах. Сегодня, эта конструкция разрушается. Еще есть элементы авторитарной власти, но есть и большие демократические блоки. Теперь интеллигенция не так отчетливо противостоит государству. Государство сотрудничает с интеллигенцией. Роль интеллигенции как совести нации размывается. Отсюда и разговоры об исчезновении этого класса. Интеллектуалы имеют возможность войти внутрь правящей системы. Более того, власть является основным заказчиком на интеллектуальные разработки. Поэтому мне кажется, что установка на противостояние интеллигенции и власти устарела. Изменилась государственная система. А вместе с ней пора меняться и обществу.

Мария МОРОЗОВА, «Радио Свобода».

ПЕРСОНА